Борьба за мир

— Вы, ребята, то подумайте: какая сила прет на нас?! Броня со всей Европы! Гм!.. Наполеон пришел под Бородино, сто там с чем-то тысяч солдат с пушками привел! А пушки такие: на три версты пальнет — и духу больше нет. А тут миллионы прут на нас. Да с чем? С танками, с самолетами…

— А наши что? С хворостиной? — влетев в цех, чтобы сообщить Варваре о том, что от ее мужа с фронта получено письмо, зачастил Евстигней Коронов. — С хворостиной? А! Мы им туда, своим, что посылаем? Семечки, что ль? Нате-ка, мол, братцы, покидайте зернышки в немчуру! А? Ну? Выкладывай, Степан Яковлевич!

Все затихли. Степан Яковлевич сжался, а Моисей Моисеевич снова посмотрел в его нахмуренные глаза и тихонько произнес:

— А говоришь, зачем я сюда ночью пришел… Эх…

Степан Яковлевич взмахнул огромными руками и крикнул:

— Выключай! На минуту дела выключай! От всей души скажу…

А когда все столпились около него, он, так же вскинув вверх палец, прогудел:

— Видали на карте-то? С юга еще подвигаются, а с севера — от Орла — замерло. Точка! Задержать такую силу на точке — великое дело, товарищи. Великое! Это ведь, представьте себе, океан хлынул на нашу страну, а мы его задержали. А раз задержали, — отбросим. Верю я… — Степан Яковлевич опустил руку, смущенно говоря: — Оратор-то я таковский… Вот Ивана Кузьмича бы на вас — он бы до души достал.

А от рабочих полетело:

— Да и ты достал!

— И это действительно, расшибем!

— Эх, мне бы до них добраться!

— А ты работой добирайся!

— Спасибо, спасибо, Степан Яковлевич!

— А мне-то за что? — растроганно пробасил Степан Яковлевич. — Я, что ль, на точке приостановил?

Какую-то минуту рабочие молчали, и вдруг, не сговариваясь, все рассыпались по своим местам, и цех снова приглушенно заскрежетал.

Степан Яковлевич подошел к Варваре и, глянув на учеников-ребят, улыбнулся: они откуда-то понатаскали ящиков и, взобравшись на них, копошились около станков, такие чумазые, словно воробьи, живущие на металлургических заводах.

— Ну как, красавица? — проговорил Степан Яковлевич, не отрывая взгляда от ребят.

— Боюсь… — почти шепотом ответила та.

— Чего?

— Станка.

— Ну-у? — и Степан Яковлевич с упреком посмотрел на Моисея Моисеевича.

— А я ей говорю: станка не бойся. Стружки бойся: она уцепится и полруки отхватит. А станок — существо разумное, даже с высшим образованием. Ты только не глупи около него, а пойми его. Пойми и полюби, — подчеркнул Моисей Моисеевич.

— Полюби, полюби! — подхватил Евстигней Коронов, вкладывая в это слово совсем другой смысл.

Он знал все тайные замыслы Варвары. Когда она решила покинуть столовую и стать к станку, он спросил:

— Зачем?

И Варвара с полной откровенностью ответила:

— Приедет Николай Степанович, а я у станка. Ведь он по нескольку раз в цеху бывает, а в столовую и не заглядывает.

На такую откровенность Евстигней Коронов не нашел что ответить и только на следующий день сказал:

— Ну что ж? Не на пакостное дело идешь. Только ведь муж у тебя.

— А разве я его гнушаюсь? — так же откровенно проговорила Варвара.

— Письмо муженек прислал, — сказал он сейчас, предполагая, что Варвара охнет и немедленно потребует письмо, а она только спросила:

— Откуда?

— Из госпиталя. Ранен в ногу… Да ты ничего, не бледней, — видя, как побледнела Варвара, начал он успокаивать ее.

Варвара, скрывая лицо в сорванной с головы косынке, еле слышно произнесла:

— А я и не бледнею, — и, глядя из-под косынки одним горящим глазом на Степана Яковлевича, прошептала: — От Николая Степановича весточки нет? На фронте он, слыхала я.

5

Кровопролитный бой шел южнее армии Анатолия Васильевича.

Грохот артиллерии, скрежет танков, взрывы бомб, предсмертные крики людей — все это слилось в один гул, и гул этот все ближе и ближе подкатывался к деревне Грачевке, где расположился штаб армии Анатолия Васильевича.

Уже было известно, что немцы на Курск двинули семнадцать танковых дивизий, до двадцати пехотных моторизованных дивизий, огромнейшее количество шестидесятитонных танков «тигр» и самоходные орудия «фердинанд». Вся эта бронированная лавина, поддерживаемая армадой самолетов, со стороны Орла обрушилась на войска Рокоссовского и со стороны Белгорода — на войска генерала Ватутина.

Все это было известно, но неизвестно было только одно: что делать армии Анатолия Васильевича? Ведь тогда еще, второго июля, Рокоссовский в дверях хаты Макара Петровича шепнул командарму:

— Дам сигнал. Мы их опередим!

Выступление немцев со стороны Орла он действительно опередил: без десяти четыре утра пятого июля, чего немцы не ожидали, Рокоссовский обрушил ураганный артиллерийский огонь, затем самолеты ссыпали на немецкую оборону тысячи бомб. Этим было внесено замешательство в армию противника, но остановить военную машину, в течение восемнадцати месяцев тщательно подготовленную, конечно, это не смогло, и она, военная машина, ринулась, только не в четыре утра, как было намечено, а в пять тридцать в одном направлении, в шесть тридцать — в другом и в семь тридцать — в третьем.