Борьба за Рейн

Фразы подобные «Пристрели его, тупица» и «Дай мне этот гребаный пистолет. Я сделаю это сам» – скатываются с моей спины и опускаются на пол бессмысленной грудой слогов, когда я поворачиваюсь и смотрю в лицо каждому ублюдку, который когда-либо поднимал на меня руку.

Ярость, которая копилась во мне весь день, теперь похожа на крошечную спичку… которую только что бросили в канистру с бензином.

Я перестаю контролировать свое тело – делаю это добровольно – и наблюдаю, подобно зрителю, как сам бросаюсь прямо на этот кусок дерьма.

Крысиные глазки расширяются от шока как раз перед тем, как мое плечо врезается в его раздутый живот, заставляя эту мразь отшатнуться назад и упереться в стену.

Сначала до моего мозга доходят звуки: что-то пластиковое с грохотом падает на пол, ботинки шаркают по грязному полу. Затем слышу, как костяшки пальцев врезаются в зубы, а потом мелодичный звон этих зубов, падающих на плитку. А дальше начинают проявляться физические ощущения: прилив адреналина в крови, резкая боль в правой руке каждый раз, когда кулак соприкасается с его лицом, восхитительное напряжение мышц в левой руке, пока я удерживаю подонка в вертикальном положении у стены. Смутно отмечаю размахивающие руки и грязные пальцы, которыми он пытается дотянуться до меня, но ублюдок не может причинить мне боль.

Никто не может.

Больше нет.

Кровь стучит в ушах, но до меня доходит новый звук и возвращает к реальности, подобно ведру холодной воды.

Это тихий, дрожащий голос, неуверенно требующий, чтобы я отошел. Черт. Ребенок.

Я отпускаю его старика и отступаю с поднятыми руками, и обмякшее тело ублюдка сползает по стене.

– Назад, – снова говорит он, наставив дрожащими руками на меня 32 калибр.

Я делаю, как он сказал. Костяшки пальцев кричат от боли, а грудь высоко поднимается при каждом вздохе.

– Самое время, ты, кусок дерьма, – выплевывает старик сквозь разбитые в лохмотья губы.

Его глаза сильно опухли. Из сломанного носа кровь течет рекой по рту и подбородку. Он поворачивает голову к пацану и бормочет:

– Пристрели его, тупо... – Но он не получает возможности закончить приказ.

Пуля над правым глазом заставляет его замолчать навсегда.

Вздрагиваю, когда звук выстрела эхом разлетается по помещению. Поворачиваюсь, все еще держа руки поднятыми, и смотрю в лицо виновнику выстрела. Мальчишка стал выше ростом, его лицо выражает решимость, здоровый глаз прищурен.

Он не смотрит на меня, когда опускает пистолет, и обращается не ко мне, заявляя:

– Я не тупой.

Ярость и напряжение уходят – атмосфера становится тяжелой, удушающей.

Это мир, в котором мы теперь живем.

Никакие социальные работники не пришли на помощь этому ребенку.

Никакое Управление по делам семьи и детства.

Ни копы, ни судьи, ни семейные адвокаты не собирались бороться за него.

Так же никто не станет изучать это место преступления.

Это новая система правосудия.

И прямо сейчас я боюсь спросить себя, какая из них лучше.

Пацан наконец смотрит на меня – шок сменяется стыдом, пока он ждет слов от меня, но мне нечего ему сказать.

Вместо этого я хватаю свой рюкзак – боль пронзает почти каждую мышцу, сустав и ребро в моем теле – и направляюсь к мальчишке по дороге к выходу.

Я останавливаюсь перед ним, прежде чем уйти, нерешительно кладя руку на дрожащее плечо ребенка.

– Пусть идут нахер, – выплевываю я, не сводя глаз с пустого прохода за дверью и представляя пустую жизнь, ожидающую меня за ней. – Скажи: «Пошли они все…» и продолжай жить.

***

стрип центр* или стрип молл (strip shopping center or strip mall) – небольшой торговый центр, где магазины расположены в ряд; с отдельной парковкой.

ГЛАВА

X

25 апреля. Рейн

Я просыпаюсь от сна без сновидений только для того, чтобы обнаружить, что лежу в непроглядной кошмарной тьме.

Когда сажусь и моргаю в темноте, майка спадает с обнаженной груди на колени. Правое бедро чертовски болит от лежания на фанерном полу. Рассеянно потираю его, ожидая, пока мои глаза привыкнут к темноте. Должно быть, я проспала весь остаток дня и пол ночи. Из коридора больше не проникает ни крупинки дневного света.

Но мне не нужен свет, чтобы знать, что Уэса нет.

Я чувствую это.

Его тепло, запах, его скрытая внутренняя энергия – этого больше нет. Единственное доказательство того, что он вообще был здесь, – одежда, накинутая на мое обнаженное тело, и карманный нож, вложенный в руку.

Он мог заодно вонзить его мне в сердце.

Я сжимаю шероховатую рукоятку так сильно, как только могу. Сдавливаю до тех пор, пока мои ногти не вонзаются в ладонь, а бицепсы не начинают дрожать. И даже сильнее, чем зажимаю глаза, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

Припасы. Укрытие. Самозащита.

Уэс оставил мне последнюю, недостающую для выживания, по его мнению, вещь и ушел.

Его нет.

Прекрати. Может быть, ему просто нужно было в туалет. Может быть, он пошел искать воду.