Картер раздраженно проводит рукой по своим распущенным кудрям. Затем его глаза расширяются, а губы изгибаются, позволяя понять, что он, вероятно, задумал что-то плохое.
– Знаешь что? Я так и сделаю. Сейчас вернусь.
Я смотрю, как он уходит длинными, решительными шагами, а затем плетусь обратно в безопасность магазина «Савви Формалвэа». Квинт одаривает меня ухмылкой. Я обмотала его шею таким количеством марли, что повязка похожа на подгузник. У него запавшие глаза и пересохшие губы. Но тот факт, что он находится в вертикальном положении и улыбается, представляется мне горстью блесток, посыпанных сверху отстойника с черной жижей, которой является моя жизнь.
Особенно когда Квинт проводит рукой перед марлевым колье и хрипло произносит:
– Я вижу, ты пялишься на мой жемчуг.
– Поймал, – фыркаю я.
– Мучитель, – Квинт морщится и сдерживает смех, когда я присоединяюсь к нему за стойкой. – Итак, ты собираешься мне рассказать в чем дело?
Я закатываю глаза и опускаюсь на участок пола размером три на восемь футов, который теперь называю домом.
– Не-а.
Звук покашливания заставляет нас обоих резко повернуть головы в сторону дверного проема. Я приподнимаюсь на коленях ровно настолько, чтобы увидеть, как Картер входит в магазин, а за ним следует несчастный на вид мужчина, похожий на медведя гризли, с очень выраженной хромотой.
– Поскольку ты не покидаешь свой пост, я решил привести тебе нового пациента на лечение, – улыбается Картер.
– Так вот почему ты привел меня сюда? Паршивец! – мистер Реншоу поворачивается, чтобы уйти, но его ведет в сторону, и он вынужден схватить руку Картера для устойчивости.
– Мистер Реншоу! Оставайтесь там! – Я бегу в заднюю часть помещения.
Хватаю стул на колесиках из того места, что использовалось как офис, и выкатываю его в центр магазина, где стоит отец Картера, тяжело дыша и вытирая лоб тыльной стороной ладони. Он улыбается мне страдальческой улыбкой из-под густой, заросшей седой бороды, а затем с ворчанием плюхается на заплесневелое виниловое сиденье.
– Ё-мое. Я уже сказал вам всем, я в порядке, – тяжело дыша возмущается мистер Реншоу.
– Ой, да хватит, батя. Рейн нужен новый пациент. Тот, что у нее – зануда.
Картер указывает подбородком в сторону Квинта, затем наклоняется и шепчет на ухо своему отцу, достаточно громко, чтобы все слышали:
– И от него начинает вонять.
Картер внезапно пригибается, когда моток медицинского пластыря со свистом проносится рядом с его головой.
– Я услышал, мудак, – кашляя, говорит Квинт, со своего места.
Они все взрываются хохотом, когда Картер встает и посылает Квинтону другую улыбку, которую я слишком хорошо знаю. Так он улыбался Софи после того, как дразнил ее до такой степени, что она нападала на него с кулаками.
– Рад, что ты чувствуешь себя лучше, чувак, – говорит Картер более серьезно, подходя к стойке и тянет руку к Квинту для чего-то вроде рукопожатия или брофиста*.
Мы трое учились в одном классе во Франклин-Спрингс, и, хотя Картер и Квинт не так уж много общались, они знают друг друга с детства.
– Я тоже, – слова Квинта звучат сдавленно от боли, но его голос становится крепче с каждым днем.
– Не мог бы ты убраться отсюда? – недовольно говорю я. – Ты расстраиваешь моих пациентов.
Картер усмехается, направляясь к двери. Я закрываю глаза, когда он проходит мимо, улавливая его тонкий мужской аромат.
– Эй, Картер? – выпаливаю я как раз перед тем, как он уходит.
Он оборачивается и посылает мне голливудскую улыбку, направляя на меня воображаемый пистолет.
– Я так и знал. Знал, что ты предпочтешь тусоваться со мной, а не оставаться здесь с калекой и злобным стариком.
Я слабо улыбаюсь – впервые за несколько дней. Не знаю, как у него это получается, но Картеру всегда удавалось рассмешить меня, как бы сильно я этого не хотела.
– Оу,
– Расслабься, Рейнбоу Брайт*, – ослепительно улыбается Картер.
И мое сердце опускается, как «Титаник». Эту улыбку тоже знаю. Её я видела все чаще к концу наших отношений.
У Картера есть секрет.
– Ты даже не успеешь…
– Знаете, он унаследовал это от вас.
Мистер Реншоу посмеивается и вытирает несколько капель пота со лба. Должно быть, прогулка действительно отняла у него все силы. Как только смех затихает, я почти чувствую, как его настороженность возрастает.
– Не волнуйтесь, – говорю я, присаживаясь на край стола в нескольких футах от него. – Я не собираюсь заставлять вас показывать мне ногу.
Мистер Реншоу расслабляется в кресле.
– Нет?
– Я уже знаю, что она сломана.
Его ноздри раздуваются.
– Почему ты так считаешь?
– Из-за вашей хромоты. Та автомобильная авария произошла больше месяца назад. Если вы все еще так сильно хромаете, это означает, что что-то сломано, и оно не заживет, пока вам не вправят кость, и вы не перестанете ходить, травмируя поврежденную ногу.
Розовые щеки мистера Реншоу бледнеют, подтверждая мои подозрения.