Керзон вступил в непосредственную переписку с Гардингом и попытался из Индии руководить иностранной политикой Англии. Собственные взгляды Гардинга больше соответствовали взглядам Керзона, чем лорда Дж. Гамильтона, поэтому вице-король предпочитал не пользоваться посредничеством министерства по делам Индии, где его рекомендации чаще всего игнорировались. Ни министерство иностранных дел, ни министерство по делам Индии не одобряли методов Керзона. Гамильтон счел нужным указать ему, что инструкции в отношении Сеистана, которые Гардинг получал из министерства иностранных дел, не заходили так далеко, как хотелось правительству Индии. Гамильтон писал: «Я пользуюсь возможностью, чтобы указать вам на неизбежное возникновение неудобств из-за прямой переписки с Тегераном по вопросам имперской политики, в отношении которой британский посланник получает свои инструкции из министерства иностранных дел, тогда как ваше превосходительство по этому вопросу поддерживает сношения со мной. В этих обстоятельствах кажется предпочтительным, чтобы любые предложения, которые правительство Индии сочтет желательным сделать, представлялись бы в это министерство».
Вежливость традиционного окончания: «Имею честь оставаться, милорд, покорным слугой вашей светлости» – не могла смягчить обиду, которую испытал гордый и честолюбивый вице-король от такого резкого выговора.
Британцы спасли Хешмата ол-Молка, однако их положение продолжало оставаться неустойчивым. Яростная глухая борьба между представителями двух великих держав вовлекала в себя кочевников-белуджей, которых британцы хотели защитить от русского влияния, а русские снабжали ружьями; казаков, которые использовали карантинные процедуры для подрыва индийской торговли; нейтральных, как предполагалось, бельгийских таможенных чиновников, которые на самом деле служили России; обычных людей в маленьких, задавленных нищетой персидских городках, которые внезапно становились объектом внимания со стороны иностранцев.
Хотя соперники еще не стали привлекать на свою сторону широкие народные массы, на местах психологическая война уже велась. В Носратабаде консул Тренч (перед своим переводом в Мешхед) каждую неделю проводил тренировку по установке палаток для всадников своего индийского эскорта, чем старался произвести впечатление на местных жителей. Позже это «действо» описал капитан Бенн: «Еженедельную «гимхану» обычно посещают не только местные жители, но и крестьяне из деревень под Носратабадом. Всегда подают чай, кальян (водяную трубку), и зрители проявляют живой интерес к происходящему. Приглашают русского вице-консула, и он обычно появляется. Сегодня мистер Миллер отговорился плохим здоровьем, и скоро стало ясно, что он приготовил свою приманку в виде местного оркестра с ручной обезьянкой и другое. Толпа детей и подростков из форта заняла место в нескольких ярдах позади моей палатки, которая на подобных мероприятиях исполняет роль «большой эстрады», и начали в высшей степени бестолковую программу. Люди, в которых узнали русских служащих, были посланы обходить наших зрителей и привлекать внимание к представлению конкурентов, но безрезультатно. Ни один человек не покинул своего места, и оркестр отступил в город. Думаю, меня можно извинить за изложение тривиального эпизода в официальном дневнике: это пример ребяческих схем, к которым прибегает мистер Миллер, чтобы ослабить результаты моей деятельности и повредить нашей популярности».
Многое можно было бы отдать, чтобы увидеть русский эквивалент этого уникального документа; еще больше – за фильм, который сохранил бы для будущих поколений живописное столкновение двух империй.
Теперь, по прошествии времени, эпизод с обезьяной может показаться забавным, однако все участники отнеслись к нему с полной серьезностью. Личные отношения между Миллером и Бенном постепенно ухудшались и к началу 1902 г. дошли до разрыва. Капитан Бенн докладывал своему начальству в Мешхеде, что в январе на одном обеде Миллер слишком много выпил, шумел, вспоминал «неделикатные эпизоды, происшедшие с ним в Кермане». В мае Миллер явился пьяным на вечеринку, которую устраивал Бенн в честь королевского дня рождения. «После обеда в гостиной месье Миллер грубо настаивал на том, чтобы прервать разговор, а потом уснул в своем кресле». Бенн интерпретирует поведение Миллера как оскорбление правительству его величества, требует обратить на это внимание посланника в Тегеране, чтобы «были приняты меры для предотвращения чего-либо подобного». Пока же Бенн не будет ни приглашать Миллера, ни сам пользоваться его гостеприимством. Читая эти доклады, можно представить себе, какое напряжение царило в обществе полудюжины европейцев, вынужденных жить бок о бок в маленьком, жарком, изолированном городке на краю великой пустыни. Это сообщество изнывало от скуки и сплетен, его переполняли интриги, злоба и ненависть. Европейское сообщество Носратабада может служить гротескным символом огромного мира империалистической политики, отражением которого оно являлось.