Борден (ЛП)

— К моему другу? — я понятия не имела, какого ответа он ожидал.

— Неправильно. Ты идешь домой. Не так ли? — его лицо помрачнело, когда он посмотрел на меня.

Жар залил мои щеки. Я быстро кивнула.

Он разглядывал мои голые руки.

— Вы без пальто, мисс Уорн?

— Я… Я не знаю… Я не… — я начала заикаться, оглядывая свое черное платье и голые руки, удивляясь, где, черт возьми, я оставила пальто, пока не вспомнила, что даже не взяла его.

Несколько мгновений он наблюдал за тем, как я пытаюсь выплыть, после чего повернулся к стоящему рядом со мной козлу.

— Хоук, — сказал он раздраженно, — мисс Уорн немного запуталась. Возможно, это объясняется ее слабоумием. Отвези ее домой, когда она закончит нести чушь, — его мрачный пристальный взгляд опустился на меня. — Я больше никогда не хочу видеть тебя в моем клубе. Усекла?

Я снова кивнула.

— Молодец. Уебывай отсюда.

Хоук грубо вытолкнул меня из комнаты. Голова кружилась, я едва стояла на ногах. Мои колени подкашивались, но Хоук удерживал меня в вертикальном положении. Хотя опасность миновала, я знала, что у меня паническая атака. Перед глазами мелькали круги. Я наблюдала, как мои ноги неравномерно переступают по дороге. Этот мужик практически меня тащил. Я слышала громкие голоса и музыку на заднем плане, когда холодный осенний воздух коснулся моего тела. Прежде чем успела что-либо понять, я уже оказалась на заднем сидении движущейся машины.

— Какой твой чертов адрес? — грубо спросил меня Хоук.

— Мейпл-стрит, 2514, — ответила я онемевшими губами.

Борясь с тошнотой, я обхватила руками свой живот и просидела так всю дорогу. Когда мы добрались до высотного жилого здания, Хоук провел меня мимо группы парней, обычно околачивающихся вокруг комплекса каждую ночь, не проронив ни слова. Он стоял позади меня, наблюдая, как я осторожно открываю стеклянную дверь ключом, висящим на моей цепочке.

Когда я открыла ее, он проводил взглядом мои неуверенные шаги к лифту. Я оглянулась на него несколько раз, его длинные волосы и густая борода надолго врезались в мою память. Когда лифт закрылся, и он исчез, я мгновенно согнулась пополам в углу в приступе рвоты. Ничего не вышло, потому что я не ела весь день. Дрожь не прекращалась, кислота жгла мне горло, слезы и черные волосы застилали мои глаза, а мой желудок мучительно сжимался.

Я вытерла рот тыльной стороной ладони и практически поползла к своей маленькой однокомнатной квартире, всю дорогу используя стены для поддержки. Третья дверь от лифта на четвертом этаже — это показалось мне дорогой жизни. Я могла слышать привычный шум телевизора за соседней дверью и визги парочки, живущей в квартире напротив. Обычно это раздражало бы меня, но сейчас я впервые приветствовала это. Оно вернуло меня в объятия моего привычного мира оттуда, откуда я только что вернулась.

Я не переоделась или помыла руки, и даже не добралась до двери спальни. Я рухнула на свой трехместный диван и сильно задрожала. Было немного за полночь, когда я вошла, потому что каждый час я наблюдала за тикающей от единицы к шестерке стрелке.

Не знаю, о ком я больше думала: о Маркусе Бордене или о мужчине, задушенном в переулке.

Глава 7

Борден

Прижавшись лбом к стеклу, Борден уставился в панорамное окно своего пентхауса, наблюдая за рекой Нью-Рэйвен. Он постукивал своим пистолетом о стекло, пока смотрел на волнение речной воды. Если смотреть достаточно долго, то начинаешь чувствовать такое же волнение внутри себя. Боль стремительно прошла сквозь него, когда он пытался представить в темной воде тело, плывущее по течению, покачивающееся, как и он сейчас.

Он часто прогонял себя через эту пытку. Это была единственное, что заставляло его чувствовать хоть что-то. Его мир был окрашен в черное и серое, но эта боль время от времени вносила оттенок красного. Это доставляло ему боль, а с болью приходило ощущение того, что он все еще человек.

А это было последнее, что он чувствовал. То, что был живым. Его жизнь теперь была основана на власти, контроле, и бизнес уже не так привлекал. Адреналин, питавший его ранее, теперь уже ушел в небытие. Борден был пуст, просто играл роль, которую ему больше была неинтересна. Он страдал. Его путь — это путь человека, у которого нет радости, только страдание. Пустота была проклятьем. Судьба ударила по нему пять лет назад, и с тех пор эта сука давала о себе знать. А поскольку Бордену нечего было терять, его не заботило, если сука в итоге победит.

Отвернувшись от окна, он положил пистолет на журнальный столик в гостиной. Тот лежал рядом с открытым чемоданом, и Борден безразлично уставился вниз на его содержимое: он был полон стодолларовых купюр.

Деньги ничего не значили для него.

Мертвец.

Мертвец.

Мертвец.

Это все, чем он был.

И все же, было одно, к чему вернулись его мысли.

Эмма Уорн.