Борджиа на Лубянке

Злодейский план Ягоды не удался: как можно понять из заключения экспертизы, Ежов надышался ядовитых испарений, почувствовал недомогание и поднял тревогу. Наличие отравляющих веществ было установлено не только в гардинах, ковре и мебели, но и в моче наркома. «Его здоровью, – гласит заключение, – был причинен значительный ущерб, и если бы данное преступление не было своевременно вскрыто, то жизни товарища Н.И. Ежова угрожала бы непосредственная опасность». Чудесное спасение шефа НКВД стало поводом для ликования советской печати. «Пионерская правда» в подборке откликов на справедливый приговор суда поместила письмо пятиклассниц Аси Линской и Вали Мызиной из 272-й московской школы, которые писали, обращаясь к Ежову: «Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам».

На допросе в судебном заседании Буланов рассказал много нехорошего о своем бывшем начальнике. Оказывается, Ягода «исключительно интересовался ядами» и собирался пользоваться ими в своих контрреволюционных целях.

Буланов: Такая заинтересованность появилась у него примерно с 1934 года. Я повторяю, гражданин Прокурор, что мог судить об этом не только на основании разговоров, но и тех действий, которые мне были известны. Я знаю, что он, например, свел чрезвычайно близкое знакомство с рядом химиков, давал прямое задание о постройке, вернее, об организации химической лаборатории.

И лаборатория была организована. Именно Буланов, по его собственным словам, подыскал помещение в Варсонофьевском переулке и передал его «определенным лицам», имена которых на процессе не назывались. Это и понятно: ведь лабораторию никто закрывать не собирался. Куда подевались склянки с отравой из сейфа Ягоды, что за ампулы он вручил Буланову, где эти таинственные «химики» – ничего не известно.

В декабре 1938 года Ежов впал в немилость, а в декабре 1939-го был арестован, и в сюжете с попыткой его отравления произошел новый поворот: оказалось, что нарком инсценировал теракт против себя. По его поручению начальник 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ Николай Николаев-Журид втер ртуть в обивку ежовского кресла, а в подъезд дома Саволайнена была подброшена банка с ртутью. Стало быть, никаких приказов Буланову Ягода не отдавал, никаких ядовитых ампул не передавал? Неведомо. Ягода и Буланов к тому времени были расстреляны по приговору Военной коллегии, Саволайнен – по списку от 14 августа 1938 года.

«Лаборатория-Х»

Лаборатория же благополучно продолжала существовать и расширяться. Если верить Судоплатову, первоначально она подчинялась Совнаркому, а «научно-исследовательские работы по тематике лаборатории» проводила группа специалистов Института биохимии АН СССР во главе с токсикологом Григорием Моисеевичем Майрановским, которого, как пишет Судоплатов, «высоко ценили в медицинских кругах». В 1937 году лаборатория перешла в ведение НКВД. Майрановский, получивший звание полковника медицинской службы, продолжал изучение «влияния смертоносных газов и ядов на злокачественные опухоли». Лаборатория подчинялась начальнику спецотдела оперативной техники при комендатуре НКВД. Комендатура же в числе прочего отвечала за исполнение смертных приговоров. Они исполнялись в том числе и в спецкамере «Лаборатории-Х». Иными словами, доктор Майрановский испытывал свои газы и яды на обреченных людях. В годы горбачевской гласности автору попалась заметка в одной из московских газет, повествующая о капитальном ремонте или сносе дома в Варсонофьевском – в подвале будто бы обнаружились залежи человеческих костей. Корреспондент сообщал об этом, ничего не зная о лаборатории Майрановского.

Возможно, одним из первых опытов применения наркотических веществ в спецоперациях было похищение главы Русского общевоинского союза генерала Кутепова среди бела дня на улице Парижа в январе 1930 года. Исполнителем операции была Особая группа Якова Серебрянского при председателе ОГПУ – «группа Яши». Генерала затолкали в машину и в бессознательном состоянии доставили в Марсель, на борт советского парохода. По одним источникам, его усыпили хлороформом, по другим – сделали инъекцию морфия. Версия КГБ гласит, что слабое сердце генерала не выдержало наркоза и пленник скончался чуть ли не на рейде Новороссийска.

Спустя семь лет аналогичным образом «группа Яши» похитила преемника Кутепова – генерала Миллера. Обстоятельства этого похищения неясны. Французская полиция пришла к выводу, что генерала привезли в советское посольство, там убили, поместили труп в деревянный ящик и погрузили на советский теплоход «Мария Ульянова», дожидавшийся в Гавре. В пользу этой версии как будто говорит тот факт, что, когда французские власти угрожали выслать в погоню за «Ульяновой» военный корабль, советский посол в Париже Яков Суриц невозмутимо ответил, что Миллера на судне нет. Однако по другим данным, генерал был помещен в ящик живым, под глубоким наркозом, доставлен на Лубянку и расстрелян в 1939 году.