Боргильдова битва

Только сейчас Отец Дружин разглядел, что навстречу мчащимся асам и асиньям движется недлинная цепочка существ, высоких, закутанных в длинные светло-синие плащи созданий: созданий, не имеющих истинной плоти.

Это Старый Хрофт ощутил мгновенно, с первого взгляда. Призраки. Духи, никогда не обладавшие телом, в отличие, скажем, от душ умерших. Сгустки того, что в Асгарде называли «магией», неведомой субстанции, в равной степени дарующей и жизнь, и смерть.

Один, два, три… двенадцать.

Ровно по числу асов.

Отец Дружин кинул быстрый взгляд на Локи, и бог огня понимающие кивнул. Они хотели поединков? — они их получат!

(Комментарий Хедина: написано по-прежнему рукой Старого Хрофта, но на куда более дорогом пергаменте, много лет спустя, уже после нашей победы и — впервые в книге — от первого лица.)

Счастье — я понял, что это, ровно в тот миг, когда вёл асов в ту нашу первую общую атаку. Боргильдова битва кипела вокруг нас, помню, как шли эйнхерии, как Сурт жёг всё вокруг себя, ещё даже не столкнувшись с врагом, но я видел лишь дюжину духов, посланных Семерыми нам навстречу, словно в насмешку.

Теперь я понимаю, что это была насмешка. Спасибо Хедину, научил. Я стал видеть злую издёвку в том, что тогда, в пылу сражения, мне казалось лишь ещё одним препятствием, что надо сломать и сокрушить, прежде чем доберёшься до главного врага.

Но тогда, в те мгновения перед сшибкой, я был счастлив. Весь Асгард шёл за мною, мы побеждали, и Семеро уже не казались неведомыми исполинами — мы убиваем их слуг, значит, убьём и их, а цена не имеет значения.

Теперь, когда Хедин и Ракот правят в Упорядоченном, я, покинув Обетованное, ищу смысл и цель. Страшное одиночество всё чаще охватывает меня, и теперь, когда не осталось мщения, я всё чаще вспоминаю всех, кто вышел со мной на Боргильдово поле — и то, как посмеялись над нами Молодые Боги.

Но в тот миг они для нас по-прежнему оставались неведомыми Семерыми.

(Комментарий Хедина: что ж, наши разговоры с Отцом Дружин не пропали даром. Молодые Боги именно что посмеялись над ним и его отрядом, посмеялись над их порывом, над «громоблистающими асами». Не знаю, стал ли от этого Старый Хрофт «таким, как я» или нет, но что он прежний не увидел бы издёвки — это точно.

Сейчас, когда я пишу эти строки, как мне кажется, я начинаю понимать, зачем Ямерту и его братьям потребовались эти гекатомбы жертв, тысячи и десятки тысяч павших на Боргильдовом поле…)

Двенадцать духов, облачённых в развевающиеся светло-синие, словно вылинявшие, плащи, неспешно плыли навстречу мчавшимся асам. Рыжебородый Тор, чья запряжённая двумя козлами колесница на миг опередила всех, даже восьминогого Слейпнира, привстал, широко размахнулся — и могучий Мьёлльнир со свистом устремился прямо в голову ближайшего из призраков.

Капюшон плаща откинулся, открылось серое лицо с тёмными провалами глазниц, словно у давно пролежавшего в могиле черепа. Безгубый рот растянулся в усмешке — неотразимый молот, сразивший несчётных гримтурсенов, пронёсся насквозь, не причинив духу ни малейшего вреда.

Описав дугу, Мьёлльнир послушно вернулся в руку хозяина; обескураженный Тор застыл с вытаращенными глазами, не видя даже, куда мчится его собственная колесница.

Широко ты, Боргильдово поле, а деваться некуда. На каждого аса — по призраку с неведомыми силами, и некогда гадать, некогда раскидывать руны. Нужно биться, а как — подскажет уже сам бой.

Слейпнир вновь вырывается вперёд, и Отец Дружин не замечает ничего вокруг, кроме лишь колышущегося синего плаща. Он привстаёт в стременах, Гунгнир занесён, надо бросать — но разве способна сталь, пусть даже волшебная, поразить бестелесного врага?

Остриё копья стремительно чертит одну руну за другой прямо перед Одином. Огненные росчерки уносятся назад, но сама руна остаётся, взывает к оставшемуся в Хьёрварде — к морям и рекам, ветрам и льдам, к подземному пламени и разящим молниям; ко всему, что пребывало во власти исконных богов Асгарда.

Нет, бушующие бури, яростные шторма и губительные лавины не явились сами на зов Отца Дружин. Им не покинуть отведённую им юдоль; но они могут поделиться нерастраченной силой, тем, что ещё не обернулось сокрушительными волнами или ураганами.

Её-то и понесло за собой копьё Гунгнир, брошенное, когда до призрака оставалось две дюжины шагов.