Патриарх в тот же день созвал заседание собора для обсуждения дальнейших мер прошения и понуждения Бориса. Гласно постановили идти на следующий день в Новодевичий монастырь с крестным ходом — пред святынями молить Бориса взять царство. Негласно патриарх с духовенством условились принять против Бориса меры понуждения в такой последовательности: сперва разрешить Бориса от неосторожной клятвы, «что он государь под клятвою со слезами говорил», что у него «желанья и хотенья на государство нет»; если это не подействует, то «государя Бориса Федоровича запретить», то есть отлучить от Церкви; наконец, если бы и это не возымело силы, то оставить в Новодевичьем монастыре все принесенные туда святыни, прекратить везде богослужение и требы, а последствия этого общего интердикта возложить на души Ирины и Бориса. Таким угрозам никто не мог противостоять. Когда крестный ход с величайшими святынями столицы и с громадною толпою ее жителей 21 февраля принес Борису общую просьбу принять государство, а вместе с нею и угрозу отлучить от Церкви, Борис согласился, ибо не имел возможности долее отказываться. В Прощеное воскресенье, 26 февраля, он впервые в царском сане побывал в Москве: но с венчанием своим на царство он помедлил до 1 сентября.
Таково правительственное изложение обстоятельств избрания Бориса. Частные сообщения русских и иностранных современников этого избрания представляют дело иначе. Русские летописцы немногословны, за исключением «Повести 1606 года». «Новый летописец» кратко и сдержанно передает ход дела близко к утвержденной грамоте, но без сочувствия к Борису; он знает о соборе в Москве, говоря, что
«ото всех градов и весей сбираху людей и посылаху к Москве на избрание царское»; он признает, что патриарх и духовенство, «со всею землею советовав», единодушно избрали в цари Бориса, «видяще его при царе Федоре Ивановиче праведное и крепкое правление к земле, показавша людем ласку великую». Ход избрания и прошения Бориса летописец перелает согласно с грамотой. Но при этом он многознаменательно говорит, что «князи же Шуйские едины его [Бориса] не хотяху на царство: узнаху его, что быти от него людем и к себе гонению; они же от него потом многие беды и скорби и тесноты прияша».
Есть основание думать, что в данной фразе летописец заменил именем «князей Шуйских» более сюда подходящее имя Романовых: последние много терпели от Годунова, а Шуйские не потерпели ничего. Тем не менее и Романовы, и Шуйские одинаково далеки были от желания видеть царем Бориса. Автор «Повести 1606 года», явный сторонник Шуйских и ненавистник Бориса, в своей повести собрал, кажется, весь яд того злословия, которым окружено было воцарение Бориса, и представил дело так, что Борис грубо и хитро подготовил сам свой успех, страхом и лестью побудив народ, «чтобы на государство всем миром просили Бориса». Запуганное вельможество молчало;
«велицыи же бояре, иже от корене скипетродержавных [то есть князья Шуйские] и средний великому государю царю и великому князю Федору Ивановичу всея Русии [то есть Романовы] и достойни на се не изволиша ни много, ни мало поступити и между себе избрати, но даша на волю народу».