Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2007

Есть известная фотография Эйнштейна, на которой великий ученый изображен показывающим язык. Ну, шутка, ну, бытовое милое дурачество, гений, расслабившийся в кругу друзей, – ничего особенного и постыдного. Может же человек, находясь дома, расстегнуть жилетку. Ничего страшного нет и в том, что эта фотография стала известной публике: про гения всё интересно, и даже хорошо, что тут Эйнштейн, а не какая-нибудь поп-звезда.

В американской прессе вообще любят неформальные снимки известных людей, политиков в том числе. Помнится, Виктор Некрасов в одном из своих «путешествий», еще в советский  период, писал об этом как бы и с завистью: вот, мол, Никсон снят в бассейне, а у нас что ни снимок – так пиджак, галстук и каменная физиономия. Опять же правильно, можно согласиться с Виктором Платоновичем. Так что Эйнштейн, высунувший язык, – очень даже мило.

Беда в одном: этих изображений Эйнштейна слишком уж много. Буквально – на каждом углу. И в крупном формате. И не только на рекламах, а чуть ли не в каждой лавочке просто так – знай, мол, наших.

Тут, конечно, демократия: великий человек живет среди обыкновенных, и обыкновенные считают, что они не мельче и не хуже. Ничего не скажешь: вольному воля. Но это напоминает иногда заметку Пушкина о мемуарах Байрона, сожженных душеприказчиком по причине излишней их откровенности. Пушкин  как бы и не против такой цензуры: толпа хочет видеть гения не только на пьедестале, но и  на судне: он мал и низок, как мы. Врете, подлецы, восклицает Пушкин, – он и мал, и низок по-своему, не так, как вы.

Но я бы всё-таки другое тут подчеркнул: не о хамстве толпы с ее комплексом неполноценности говорить надо, а о культурном возрасте. Вот, скажем, Хэллоуин. Обычай из древней Европы, но превратили его в какой-то день национального единства именно Соединенные Штаты. Этот детский праздник давно уже стал в Америке развлечением  взрослых, вполне половозрелых людей. Парад костюмов в день Хэллоуина – ежегодно ожидаемое, тщательно соблюдаемое и наблюдаемое культурное событие. Вроде до сих пор существующего парада шляп на Пасху: кто по замысловатости оных превзойдет какую-нибудь Марию-Антуаннету. Что касается Рождества, то оно давно уже стало чуть ли не исключительно коммерческой раскруткой, – но популярность Хэллоуина отнюдь не коммерческая, никакой особенной торговли тут нет, а игра фантазий. Один из костюмов, имевших в этот день особенный успех в Нью-Йорке: человек, «одетый» в дощатый уличный сортир, за распахнутой дверцей которого – он же, сидящий на толчке со спущенными трусами (муляж, конечно). Вот вам и судно, о котором писал Пушкин.

Опять же: очень всё это мило и нравится всем без исключения. Но сама эта установка на отождествление взрослых с детьми вызывает смешанные чувства. И не только у меня, старого брюзги: недавно вышла книга Дианы Уэст «Смерть взрослых» с устрашающим подзаголовком «Как американская инфантильность ослабляет западную цивилизацию». Это, может быть, и слишком сильно сказано, но повсеместная демонстрация Эйнштейна с высунутым языком как-то поневоле ставится в связь с такими оценками.

Как сказал об американцах тот же Эйнштейн в разговоре с Эренбургом: очень способные подростки.

Но подростки на то и подростки, чтобы подрасти.

Радио Свобода © 2013 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/423780.html

* * *

[Русский европеец Юрий Тынянов] - [Радио Свобода © 2013]

Юрия Николаевича Тынянова (1894—1943) представлять никому не надо: он из тех деятелей высокой русской — то есть в громадной степени европейской — культуры, которого знают не только интеллектуалы, но и самые широкие круги читателей; по крайней мере, так было в то время, когда широкие круги читали еще хорошую литературу. Впрочем, Пикуля уже начинали читать — и это уже был знак упадка. Ибо широко известен был Тынянов именно как исторический романист, и уж он-то знал, что было на самом деле в русской истории, а не в лакейском воображении Пикуля. Тынянов написал «Кюхлю» — о декабристе Вильгельме Кюхельбеккере, «Смерть Вазир Мухтара» — о Грибоедове, две книги из широко задуманного романа о Пушкине. Из мелких его вещей на историческом материале — «Подпоручик Киже», в первую очередь, «Восковая персона» и «Малолетний Витушишников».