В прозе Лермонтов куда приземленнее. Именно о нем можно сказать, что он отец русского литературного реализма. Лев Толстой как писатель родился на том Кавказе, который таким живым и настоящим предстал у Лермонтова. И важнейшим для последующей русской классики стал не Печорин, а Максим Максимыч — смирный, а не хищный тип, в номенклатуре Аполлона Григорьева.
Русские люди — смирные, писал Розанов. Из кого же тогда выводить Ленина? Должно быть, из Печорина. Если так, то тогда Печорин действительно лишний человек.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/385542.html
* * *
[С Богом по-родственному] - [Радио Свобода © 2013]
Решив навести порядок в своей не обширной, но сумбурной библиотеке и ненужное выбросить, я в результате не выбросил ничего. Опыт показывает, что в работе может со временем пригодиться любая книга. Так сейчас я обнаружил забытую и вообще нечитаную книгу: эмигрантское издание Грина, «Путешествие с теткой» (в переводе рабски-дословно «Путешествие с моей тетей»). Грина люблю, но эту книгу тогда бросил, едва начав, уже не помню почему. Сейчас найдя, прочитал — и пришел в полный восторг. Перевод не то что ужасен, но полон ляпсусов, свидетельствующих не только о незнании чего-то элементарного в английском, сколько об общей малограмотности. Есть выражение «восток Эдена», что вообще-то «К востоку от Рая» (библеизм, ставший названием романа Стейнбека). Переводчик не знает, что «комплекшн» это не комплекция, а цвет лица, что «мистрисс» не только хозяйка, но еще любовница (получается фраза: «писательство опасная профессия, и Диккенсу приходилось огорчать не только жену, но и хозяйку»). При этом текст Грина не подвергся непоправимой порче, все равно звучит хорошо: Грин — писатель не словесный, а ситуационный. А ситуаций в «Путешествии с теткой» сколько угодно, и еще больше рассказов о них. Гриновская героиня — своего рода Швейк, на каждый жизненный случай у нее есть соответствующее воспоминание. Это роман веселый, плутовской, комический. Куда веселее даже «Нашего человека в Гаванне».
И что самое интересное: «Путешествие с теткой» — несомненная параллель к одному из мрачнейших сочинений Грэма Грина «Суть дела». Грин, как известно, был католиком, а католики до сих пор воспринимают религию серьезно; по крайней мере, англо-католики, не говоря уже об ирландцах (романские народы — другое дело). Серьезность в отношении к религии заключается в длящемся до сих пор вопрошании ее истин или догматов, как хотите. Главный признак серьезности веры — сомнения в ней. Именно этим полон был Грэм Грин (Ивлин Во тоже).
В «Сути дела» парадоксальная ситуация: герой романа Сопи, начальник полиции в захудалой английской колонии, — очень хороший, почти святой человек, и он совершает все возможные смертные грехи против своей религии, включая последний и тяжелейший — самоубийство. Вопрос, поставленный Грином: делает ли вера людей лучше, или, может быть, она им вообще не нужна? Как писал Гегель: христианство сделало только то, что отныне хорошие люди стали называться христианами.
«Путешествие с теткой» — комическая параллель к «Сути дела», нечто вроде так называемого Сатирова действа, непременно сопровождавшего древнегреческую трагедию. Ставится та же тема: религия и грех. Тетка в романе — католичка, при этом не просто грешница, а строго говоря, профессиональная уголовница, и не только проститутка у сутенера, но и воровская наводчица, как горничная у любовника-вора. И главный ее сутенер, итальянец по фамилии Висконти (то есть аристократ какой-то немыслимой древности), произносит сногсшибательную фразу: прирожденный скептицизм — главная черта католиков.
К чему я вспомнил старый роман, какая нынче польза в таких воспоминаниях? Есть ли повод? Есть. Солженицын, конечно. Его недавно напечатанные Размышления о Февральской революции снова заставляют думать о его работе, о его мировоззрении, о его духовном типе.
Мне не раз случалось говорить, что по духовному типу Солженицын — не русский. Даже не старовер, каким он, как кажется, хочет себя видеть. Любимый русский религиозный философ Солженицына — отец Сергий Булгаков. И он, конечно, читал статью Булгакова, где тот размышляет о тогдашней литературной новинке — исследовании Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Там, кстати, будущий отец Сергий говорит, что есть несомненная параллель между типами пуританина и русского старовера, а отсюда некоторая общность исторической судьбы: из староверов тоже ведь вышли многие преуспевшие русские богачи-предприниматели. Такой человек был в роду самого Солженицына: Федор Томчак. Пуритане, протестанты вообще считаются очень похожим воспроизведением древнеиудейского религиозного типа, крайние формы протестантства реставрируют в христианстве Ветхий Завет. Сам Солженицын — рыцарь веры Авраам, соответствующие примеры из его жизни всем известны.