Борис Парамонов на радио "Свобода"- 2007

У меня был знакомый, первой фразой которого при встрече всегда и только была одна: «Что нового в мире животных?» Шутка вполне невинная, но всё-таки она надоела и делала его смешным. В современном мире тоже многое надоело и кажется, увы, не только смешным. Причем надоела и раздражает именно невинность, с которой и в которой современность себя являет. Два примера, имевшие место в Германии. Защитники прав животных потребовали уничтожить родившегося в неволе медвежонка по имени Кнут, которого отвергла собственная мамаша. Нельзя подвергать животное искусственному питанию, а потому содержание его в искусственных условиях есть ненужная жестокость, говорят защитники животных прав. Несколько лет назад в Нью-Йорке случилась почти схожая ситуация. В одной семье (между прочим, иммигрантов из России) жила домашняя обезьяна, ставшая членом семьи. Вместе ходили на прогулку и ели мороженое по дороге. Компания стала достопримечательностью иммигрантского квартала. Но идиллия была нарушена опять же защитниками животных, которые в тот раз заявили, что естественная среда обитания обезьяны – зоопарк, где она как минимум будет общаться с представителями собственного вида. Обезьяну изъяли в судебном порядке. Когда власти выводили ее из дома, собравшийся народ поминал по старой памяти Сталина и НКВД. Вообще каково отношение человека к природному миру? Вспомним Тьери Шьяво – ту молодую американку, которая жила на искусственном питании семь лет с мертвым мозгом. Когда всё-таки было решено отключить систему поддержки, поднялся шум по всей Америке, вопрос дошел до Конгресса. Казалось бы ясно, что адекватная среда обитания человека – мир людей, а не пребывание в чистой биологии. Почему же Терри Шьяво заставляли жить семь пустых лет? И почему тогда не позволить медвежонку Кнуту жить сколько ему положено в комфортабельном зоо, радуя детишек? Перейдем ко второму немецкому случаю. Судья-женщина отказала мусульманке в ускорении развода на том основании, что Коран позволяет бить жен, и посему прожить еще какое-то время в привычной обстановке для истицы нарушением ее прав не будет. Возмущение в Германии всеобщее и, конечно, более обоснованное, чем воспоминания русских иммигрантов о 37-м при виде изымаемой обезьяны. Но решение судьи почти без зазора ложится на сегодняшние нравы и в сущности соразмерно с лозунгами пресловутого мультикультурализма. Под культурой сегодня принято понимать не те или иные всеобщие – и тем самым абстрактные – нормы, а скорее образ жизни в данной среде: сущее, а не должное. Но в юриспруденции действуют нормы, а система норм называется цивилизацией – а не культурой в нынешнем усеченном смысле. Этот судебный казус провокативно обнажил скандальный парадокс нынешнего мира с его политкорректностью и прочим этикетом: если буквально соблюдать постулаты нынешнего мировоззрения, то на место гражданского общества повсеместно встанут семейные нравы, а медицину заменит Христианская наука с ее запретом врачей и лекарств – разве можно мучить бедных животных для медицинских целей? Долой цивилизацию людей и животных! Разогнать суды! Закрыть больницы и зоопарки!

Радио Свобода © 2013 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.

Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/386540.html

* * *

[Русский европеец Михаил Лермонтов] - [Радио Свобода © 2013]

Лермонтов — единственный русский классик, одинаково сильный как в поэзии, так и в прозе. Это утверждение можно тут же оспорить, назвав Пушкина. Конечно, проза Пушкина хороша, но она нерусская, Пушкин в прозе француз; это особенно ясно, если читать параллельно Мериме. Великая русская проза не от Пушкина пошла; и не от Гоголя, конечно, — из его «Шинели» никто не вышел, даже и Достоевский. Только много позднее, в начале следующего века появились у Гоголя последователи и эпигоны: Андрей Белый и Булгаков. А из Лермонтова вышли все. Кто-то сказал: останься этот офицерик жив, не нужно было бы ни Толстого, ни Достоевского.

Проза Лермонтова, как известно, — «Герой нашего времени». Есть еще сказка «Ашик-Кериб» и едва начатый многообещавший «Штосс»; но это к делу не идет, это не то, что у него важно. Роман Лермонтова хорош всем, кроме его названия. В предисловии к роману Лермонтов говорит о чертах и пороках целого поколения, запечатленных в Печорине. Но это неверно: Печорин — штучное изделие, отнюдь не тип, который можно было бы представить выразителем эпохи. Разговоры о том, что это лишний человек, которому не дала развернуться николаевская Россия, а потому, значит, и тип — детский лепет, опровергнутый еще век назад. Приведу соответствующее высказывание Айхенвальда, каковому высказыванию как раз около ста лет: