Статья Солженицына, обнародованная к 90-летию Февральской революции, подана настолько демонстративно, что в самом факте ее публикации соблазнительно усмотреть какой-то второй и третий план, какой-то едва ли не тайный умысел. Трактовки даются самые разнообразные. Кто-то усматривает в ней подсказку Путину, чуть ли не оправдание загодя пресловутого «третьего срока»: власть ни в каком случае не должна быть слабой. Возможен и прямо противоположный вывод: власть, оторванная от общества и переставшая с ним считаться, готовит себе гибель — тоже урок Февраля. Либералы, где им еще можно высказаться, протестуют против обычного солженицынского обвинения либеральной идеологии во всех грехах прошлых, настоящих и будущих. Спокойнее других звучат высказывания некоторых историков и политологов: статья Солженицына не имеет отношения к нынешним делам и никого на глубине не затронет.
Слов нет, Солженицын не то что имел право (кто сомневается?), а просто обязан был напечатать этот текст: если б не эта статья, никто бы и не вспомнил о круглой Февральской дате. В этом смысле она всячески уместна. Забвение отечественной истории приняло в нынешнем постсоветском массовом обществе непристойные масштабы. Понадобился англичанин Стоппард, чтобы напомнить русским о блистательном Герцене (да еще вопрос, усвоят ли со сценических подмостков). Но в этой, что и говорить, отчаянной культурной ситуации исподтишка подкрадывается нечистая мыслишка: а может, так и надо? Ибо сказано: счастливые часов не наблюдают. Или: у счастливых народов нет истории.
Я готов сказать самому себе: эй, парень, говори, да не заговаривайся! Это Россия-то счастливая? Конечно, дай ей бог, но и избави бог от такого утверждения. Однако — передышка сейчас есть, назови ее хоть застоем. А застой людям нравится, застой пипл хавает. Поэтому никакой тревоги статья Солженицына ни у кого не вызовет. У народа по определению. У власти тоже: ибо ситуация сейчас ни в коем случае не революционная. Статья Солженицына, некоторые ее темы — с дальним прицелом, но кто ж сейчас вдаль смотрит?
Мысли Солженицына о Феврале — в высшей степени несвоевременные, не «срочные». Это ни в коем случае не мешает усмотреть в них некое вечное значение — хотя бы потому, что, как известно, всякие, даже остановившиеся часы по крайней мере два раза в сутки показывают правильное время. Не настаивая на том, что у Солженицына испортившиеся часы, не будем забывать, когда и в какой ситуации был написан им ныне предложенный текст.
Это 1980-83 годы. Ни о каком втором русском Феврале тогда и думать было нельзя, поэтому никакого русского прогноза у Солженицына здесь не было. Текст написан, конечно, на русскую тему и, конечно, в думе о России, но очень слышимый в нем обертон — о Западе. Запад у Солженицына в этом тексте ступил на скользкий русский путь. На Западе видел тогда Солженицын все признаки упадка в смертельный кризис. И отсюда заключительная констатация: на этом пути стоит в двадцатом столетии весь мир.
Ну а самый бросающееся в глаза сходство — разгул (даже и без кавычек) либеральной идеологии. Для России это сформулировано так: