Борис Парамонов на радио "Свобода" -2010

Короче говоря, я непременно хотел с ним увидеться. Я решил подойти к нему в кафе за завтраком, но до этого все-таки сходил в книжный магазин и купил его пьесу ''Негры'', чтобы получше подготовиться к разговору и не показаться профаном. Я всю ночь читал эту книгу, она буквально ослепила меня: передо мной внезапно возникло прекрасное здание в стиле барокко, я был поражен и восхищен. После этого я не знал уже, как смогу подойти к автору этого великолепного текста: настолько недосягаемым и неземным существом он мне представлялся. Однако я прекрасно понимал, что такой шанс бывает раз в жизни. Поэтому наутро я встал и отправился в кафе. За столиком сидел невысокий мужчина в темно-коричневой кожаной куртке. Я робко подошел и представился. Он сразу же пригласил меня за свой столик, но поставил условие: мы будем говорить о чем угодно, кроме литературы. ''В жизни много гораздо более интересных вещей'', – заявил он. Я несколько растерялся, потому что приготовился именно к разговору о его творчестве, однако его простота и доверительная манера меня успокоили. Вообще он был абсолютно прост в общении – никакой надменности, рисовки, осознания собственной значимости. Да, еще помню, на нем были ужасающе грязные кожаные штаны – кажется, их можно было ставить к стенке. В этом отношении он был полной противоположностью Луи Арагона, с которым мне также доводилось встречаться. Вот тот был одет в роскошный очень дорогой костюм, весь надушен, напомажен, и так просто подойти к нему было просто невозможно. А Жене спросил, не голоден ли я, стал расспрашивать меня о том, как я живу, о моей семье – его интересовали самые незначительные детали нашего быта. В нем была одновременно какая-то невероятная наивность и пугающая проницательность и глубина – казалось, он видит тебя насквозь, и от него нельзя ничего утаить.

Дмитрий Волчек: Почти все книги Жана Жене известны русским читателям. Непереведенными остались том мемуаров и политической публицистики ''Влюбленный пленник'' и стихотворения 1940-х годов. Алла Смирнова работает над переводом собрания стихов Жене.

Алла Смирнова: Жене-поэт – фигура необычайно интересная, это безусловно один из крупнейших поэтов 20-го века. Всем более или менее известна его поэма ''Смертник'', но и то потому, что на ее текст есть замечательная песня. Жене написал немного стихов, и вот то немногое, что он написал, собрало издательство ''Галлимар'' и издало книжку, подобрав все, что только можно – и тексты, которые приписываются Жене, и поэтическую прозу. И мне очень хочется перевести эту книжку целиком, потому что поэт-Жене мне чрезвычайно интересен – это такой невероятный накал страстей. Я прочитаю небольшой отрывок из поэмы ''Траурный марш''.

Дитя, что я искал в ребячьих стаях,

В своей постели, как король, умрет.

Подступит милость, в изголовье встанет,

Лоб поцелует, полог подоткнет.

Единственный, ты вынес эту муку

Без слез и стонов. Но в конце концов

По шрамам я узнаю эту руку,

Обкрадывающую мертвецов.

И мародерам, право, не угнаться

За тем, кто в ад спускается легко.

Но эту душу, словно торс гимнаста,

Обтягивает черное трико.

Ты, унесенный пламенем недужным,

Идешь в толпе с безумием в глазах,

В венце железном и слюне жемчужной,

С руками, вывернутыми назад.

Неся, как нимб, свой полудетский облик,

Едва заметный оставляя след,

Ты проскользнешь, как призрак или отблеск

В мои стихи. Из них возврата нет.

Так что за ангел это все подстроил?

День указал, освободил от пут…

Летит спираль, толкая астероид,

Чертя и тотчас же стирая путь.

Мы были опечалены безмерно

Мгновенным бегством, смертью наповал.

Но нежная рука, твоя, наверно,

Прошлась по нашим бритым головам.

Мой милый, ты ушел от нас навеки,

Но я тебя, как проклятый, ищу,

Я бьюсь в кустах колючей ежевики,

Поранился до крови и кричу.

Расставивши капканы и препоны,

Прекрасная с небес взирает Смерть:

Ей с высоты невидимого трона

Так сладко на агонию смотреть.

Ты, размотавший все лучи, как нити,

Ты путь пчелы прошел за взмахом взмах,

Чтоб, наконец, как роза в чудном нимбе

Явился детский профиль в зеркалах.

Жестокая игра. Но я не смею

Роптать на этот страх или озноб.

Ослепший, от отчаянья немею,

Как колыбель, баюкая твой гроб.

И ты, в ловушку загнанный богами,

Затравленный и брошенный во тьму,

Ты умер, их задушенный шелками,

Не ведая, за что и почему.

Ты торжествуешь надо мной, мальчишка,

И все-таки, терзаясь и любя,

Я, на доске передвигая фишки,

Осмеливаюсь одолеть тебя.

Тебе с железной не привстать постели,

Не соблазнить охранников-солдат.

Спеленат в кандалы, из колыбели

Ты выпадешь. И возвратишься в ад.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/2250086.html

* * *

Волки и овцы