Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

Но тут я хочу привести одно его высказывание, сделанное как раз в связи с ''Возвращением в Брайдсхед''. Известно, что роман при своем появлении вызвал почти повсеместную негативную реакцию. Эдмунд Уилсон, влиятельный американский критик, написал, что подлинная религия Ивлина Во – не католицизм, а снобизм.  Джордж Оруэлл тоже достаточно резко отозвался – даже не столько о романе, сколько о самом Ивлине Во, не понимающем полной изжитости воспеваемого им мира. Но автор ''Возвращения в Брайдсхед'' очень интересно ответил критикам: Ивлин Во сказал, что писатель обязан быть несколько реакционным, не идти на поводу у времени, сохранять критическую дистанцию по отношению к современности. Это почти слово в слово совпадает с известным рецептом Константина Леонтьева: в  консервативные времена писатель должен быть либералом, а в либеральные – консерватором. В общем, всегда против течения.

Ивлин Во умер в 1966-м, далеко не старым по нынешним меркам – в 62 года. Автор его объемистой биографии Селина Хастингс серьезно утверждает, что  смерть Во ускорил Второй Ватиканский собор, выступивший за реформы в римско-католической церкви и, в частности, отменивший латынь на литургиях. Это вроде Блока, принявшего большевиков, но не сумевшего примириться с новой орфографией: слово лес должно писаться через ять и с твердым знаком на конце. И ведь был прав: попробуйте так написать слово лес, и вы увидите его как бы визуальную репрезентацию на бумаге: некую древесную чащобу увидите, густую непроходимость. Но это художникам дано, а позитивисты таких вещей не понимают.

Жаль, что Ивлин Во не дожил до Тэтчер, а ведь мог бы. Он бы несколько успокоился.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24460918.html

* * *

Судьба поэта Бориса Корнилова в дневниках, письмах, документах НКВД

Дмитрий Волчек: ''Я буду жить до старости, до славы'' – строка из стихотворения Бориса Корнилова стоит на обложке книги, о которой мы будем говорить в радиожурнале ''Поверх барьеров''. Поэтическое предсказание сбылось лишь отчасти, Корнилов узнал славу, но погиб очень рано, его расстреляли в 1938 году, когда ему было всего 30 лет. В пятисотстраничном томе, выпущенном издательством ''Азбука'', собраны стихотворения и поэмы Корнилова, дневник его первой жены Ольги Берггольц, материалы дела НКВД по обвинению поэта в контрреволюционной деятельности. Книга составлена писателем Наталией Соколовской, а один из разделов сборника подготовлен Ириной Басовой – дочерью Бориса Корнилова и Людмилы Борнштейн. Ирина Борисовна, живущая во Франции, подготовила для этой книги воспоминания своей матери и ее переписку с Таисией Михайловной Корниловой, матерью поэта.

Ирина Басова: Я хранила много лет мамины письма, которые мне в свое время переслала бабушка.

Дмитрий Волчек: Ведь это была семейная тайна, и вы открыли ее уже после смерти матери?

Ирина Басова:  Совершенно верно, это была семейная тайна. Тем не менее, имя Корнилова-поэта жило в нашей семье, потому что мама была знатоком русской поэзии, у нее был очень хороший вкус, на мой взгляд, и у нее в биографии были замечательные встречи с поэтами. Когда она  вышла замуж за Корнилова, ей было чуть больше 16 лет, и они вращались, если можно так сказать, в ленинградской литературной и культурной элите. Среди их  близких  друзей были  Зощенко, Ольга Форш  – не поэты, но, тем не менее, люди слова. Мама мне рассказывала о том, как они слушали Мандельштама,  это был 33-й или 34-й год, когда он приезжал в Ленинград из ссылки.  И она прекрасно помнила и знала всю русскую поэзию, которая в те годы, когда я росла, была под запретом.  И с маминых слов я услышала стихи Мандельштама, Ахматовой, Гумилева, которого  Корнилов очень любил.   И все-таки в семье  жила тайна,  что я  – дочь Корнилова. Это можно объяснить. Во-первых, поначалу это было просто опасно для  жизни – и для маминой, и для моей, а потом возникла замечательная семья, у меня был чудный второй отец, которого я  очень любила и который меня любил  тоже. И  не было надобности мне искать другого отца. Тем не менее, у меня была  бабушка, мать Бориса Корнилова. После маминой смерти  я получила по почте большой пакет, в котором лежали мамины письма, которые она писала на протяжении всех этих лет бабушке.   Бабушка решила таким образом рассказать мне тайну моего рождения.

Дмитрий Волчек: Ирина Борисовна, прошло уже 50 с лишним лет, но, наверное, такие чувства не забываются. Что вы тогда почувствовали, когда открыли эти письма, прочитали и узнали, что вы  – дочь поэта,  стихи которого знаете с детства?