Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

Дмитрий Волчек: Он говорил,  что только два русских поэта   были расстреляны и покоятся на Левашовской пустоши –  ваш отец и его отец. Ирина Басова:  Это два поэта, о которых мы знаем, предполагаем, что они лежат в этом пространстве. Потому что, с одной стороны, трудно масштаб этого убийства представить себе, с другой стороны,  до конца не веришь этому органу, который их  и убил, и свалил в яму в этом лесу. Не знаю. Поди, разберись,  поди, доверься им даже в этом.

Дмитрий Волчек: Я спросил Ирину Борисовну, какое стихотворение отца она хотела бы услышать в нашей передаче.

Ирина Басова:  Очень хорошее стихотворение, которое я с детства помню:

Айда, голубарь, пошевеливай, трогай,

Коняга, – мой конь дорогой!

Я люблю ''Качку  на Каспийском море'' — то, что сегодня стало в каком-то смысле, безусловно, классикой. И  еще мне нравится стихотворение, которое в книге  1966 года, в   Большой серии ''Библиотеки поэта'',   идет как шуточное  и неоконченное:

У моей, у милой, у прелестной

на меня управа найдена.

Красотой душевной и телесной

издавна прославилась она.

Говорит, ругается:

— Ты шалый,

я с тобою попаду в беду,

если будешь водку пить — пожалуй,

не прощу,

пожалуй, и уйду.

Навсегда тебя я позабуду...

Я встаю.

В глазах моих темно...

— Я не буду водку пить,

не буду,

перейду на красное вино.

Если говорить серьезно, мне кажется, что, может быть, кто-нибудь из  наших  литературоведов после книги, о которой мы говорим, перечитает заново стихи поэта Бориса Корнилова — без писем, без политизации. Потому что, на мой взгляд, Борис Корнилов — замечательный лирический  русский поэт, его язык литературный несравним ни с каким другим, он очень самобытен. Вот мне хотелось бы, чтобы нашелся среди замечательной  плеяды сегодняшних молодых русских литературоведов  человек, который заново прочитает для себя и расскажет читателям,  что такое русский поэт Борис Корнилов.

Дмитрий Волчек: Пожелание дочери поэта попробовал исполнить Борис Парамонов, прочитавший новое издание стихотворений Бориса Корнилова.

Борис Парамонов: От Бориса  Корнилова после его смерти осталась всего лишь песня из кинофильма ''Встречный', естественно, потерявшая имя автора стихов. Но музыку написал сам Шостакович, и она постоянно звучала на концертах и по радио – даже и в сталинское время. После Сталина Борис Корнилов был, как и миллионы других, посмертно реабилитирован, начали выходить его сборники, отдельные стихи помещались в хрестоматии. Самым хрестоматийным было стихотворение ''Качка на Каспийском море'' с замечательной строчкой ''Мы любили девчонок подлых''. Вот уже по этой строчке можно было понять, что Корнилов в какой-нибудь комсомольский канон не укладывается, что у него нужно и можно искать чего-то поострее.

Да взять ту же песню о встречном. Пелась-то она пелась, но в сокращенном варианте, не было вот этой строфы с соответствующим припевом: ''И радость никак не запрятать, Когда барабанщики бьют. За нами идут октябрята/ Картавые песни поют./ Отважные, картавые/ Идут, звеня./ Страна встает со славою/ Навстречу дня''. Вот это слово ''картавые'', как слово ''подлые'' в ''Качке'', сразу же удостоверяет поэта. Поэта можно увидеть по одной строчке – и по одному даже слову. А у Корнилова не только таких слов и строчек много, но и целых стихотворений. Первым делом ищите: есть ли у поэта звук. А у Корнилова он был:

Я от Волги свое до Волхова

По булыжникам, на боку

Под налетами ветра колкого

Сердце волоком волоку.

Он поэт очень не простой, хотя в обличье молодого в двадцатых-тридцатых годах скорее всего ожидался именно какой-нибудь комсомольский энтузиазм. Но тут лучше вспомнить Есенина, который задрав штаны бежал за комсомолом. Борис Корнилов был не столько комсомольцем, сколько попутчиком. Просто жить выпало в это время, а молодому прежде всего хочется жить,  и при любом режиме. Это не идеология, а физиология, если угодно.

Но ведь и ''физиология'' у Корнилова далеко не радостная. С самого начала у него звучат ноты, которые иначе как трагедийными не назовешь. И Есенин, влияние которого очень чувствуется у начинающего Корнилова, не элегический, а скорее хулиганский, отпетый. Корнилов видит себя шпаной, лихим парнем, погубителем несчетных девок. И девки у него в основном подлые. ''Молодой, голубоглазой / И рука белым-бела / Ты же всё-таки заразой,/ Нехорошая, была''.  И образ жизни у него такой был, с пьянством и скандалами, и стихи такие. Его в 1936 году исключили из Союза писателей – надо полагать не только за пьянство.