Борис Парамонов на радио "Свобода" -июнь 2003- декабрь 2004

Тут мы встречаемся с едва ли не основной мыслью Солженицына, делающей его мировоззрение в целом остро противоречивым и не вызывающим сочувствия у большинства о нем пишущих. В основе всего его мировоззрения лежит мысль, до которой мировая практика (о теории не говорю) еще не дошла - не решается ввести ее в ясное поле сознания. Дело в том, что Солженицын - самый настойчивый и едва ли не самый последовательный противник того цивилизационного прогресса, которым идет передовое человечество. Строго говоря, Солженицын - зеленый. Он против экстенсивного разворачивания продвинутых технологий, против гонки производства потребительских товаров, строго говоря, против богатства, понимаемого как излишек, роскошество. Эта тема существует, и неверным было бы ее замалчивать, но в Письме вождям Солженицын поставил ее каким-то незаметным боком, не впрямую. (Да и смешно было бы говорить о вреде богатства в нищей стране.) Соответствующие свои мысли он выразил в той главе Письма, которая трактует проблему так называемого Северо-востока. А именно: на громадных и все еще не освоенных пространствах Сибири и Дальнего Востока Солженицын призывает построить некую альтернативную цивилизацию, Россию номер два, и главной чертой этой цивилизации должна стать, по его словам, стабильная, непрогрессирующая экономика, ориентированная на сохранение природы, а не на растранжирование ее скудеющих ресурсов. Но эта мысль брошена так вскользь, настолько неразработана, что ее трудно обсуждать всерьез. Как построить эту самую стабильную экономику? Такого опыта у человечества еще не было; не считать же таковым советские годы. И к тому же Солженицын очень неудачно обозначил возможный для такого эксперимента регион - русский Северо-восток. Давно уже доказано, что эти земли невозможно вводить в техноэкономический оборот, это приведет к экологической катастрофе. В начале соответствующей главы своего Письма Солженицын называет четыре страны, по счастью сохранивших еще обширные необработанные земли: Аргентина, Бразилия, Канада и Россия. Не знаю, что можно в этом отношении сказать об Аргентине и о Бразилии, но вот о Канаде точно известно, что она неслучайно жмется к северной границе Соединенных Штатов, располагая свое цивилизованное пространство почти полностью вдоль сорок девятой параллели, на глубину не больше одного градуса. Северные пространства Канады бесполезны в хозяйственном отношении, поэтому их и не развивают. Там только туристы бродят в поисках экзотической рыбалки.

И вот тут хочется сказать несколько слов о Солженицыне-художнике, как он сказался даже в таком, казалось бы, деловом документе, как Письмо вождям Советского Союза. Человек начитанный легко определит, откуда у него эта стратагема русского Северо-востока. Да из Истории С.М. Соловьева. Выдающийся ученый описал русский исторический процесс как переход от родового к государственному строю. Русская земля была коллективной собственностью князей Рюрикова дома. Это была тогдашняя номенклатура. Князья передвигались с места на место, согласно принципу родового старшинства. Набольший - великий - князь закономерно владел Киевом. Этот порядок нарушил Андрей Боголюбский, отказавшийся от киевского стола и перенесший свою деятельность на Северо-восток, где причитавшееся ему владение, как бы сейчас сказали, приватизировал. На Северо-востоке сложился новый государственный строй не просто в силу отдаленности этого района от прежних центров власти, а по причине создания здесь принципиально новых социальных отношений, основанных уже не на коллективном владении русской землей, а на началах частной собственности. Это и привело к смене родового порядка государственным, к созданию так называемого "вотчинного государства", в дальнейшем пошедшего на децентрализацию собственности, на отделение ее от власти.

Солженицын-писатель попал в плен слов: Северо-восток звучит куда более по-русски, чем, скажем, Юго-запад, подходящий больше для названия поэтического сборника одессита Багрицкого. Параллель, навязанная концепцией С.М.Соловьева, в его случае явно не сработала: никакого содержательного сходства в обоих - реальном и воображаемом - процессах не было.

Я однажды написал статью об этой, так сказать, стилистической ошибке Солженицына, назвав ее по модели Шкловского: "Солженицын: сюжет как явление стиля". Она была напечатана в старой "Независимой Газете" в начале 90-х годов.

Мы, однако, не сказали еще о главной мысли, или, если угодно, подтексте - но легко читаемом, да и не скрываемом автором: каким мыслит он устройство России, отбросившей марксистскую идеологию, но сохранившей старую систему власти? Несомненно, это не демократия, и в начале главы "А как это могло бы уложиться?" Солженицын посвящает небольшой, но сильно сформулированный текст, перечисляющий недостатки демократического общественного устройства. Кончается этот отрывок так: