Борис Слуцкий

Оформила альбом Маяковского Варвара Родченко — дочь Александра Родченко и Варвары Степановой («амазонки русского авангарда»[75]), — родившаяся в 1925 году. Поработала она практически во всех советских издательствах, оформила более двухсот книг, в том числе первую посмертную книгу Бориса Слуцкого «Стихи разных лет: Из неизданного» (1988). С её отцом Слуцкий мог встречаться в доме Лили Юрьевны Брик, бывшей фотомоделью Александра Родченко с давних времён: её лицо украшает обложку книги Маяковского «Про это» (1923), не говоря уже о многих фотографиях, где она снята с Маяковским, его окружением, ставших историческими. С ним Маяковский сотрудничал долго и плодотворно. Плакаты, фото — их не счесть. Так что в какой-то мере Слуцкий ощутил-таки живое дыхание Маяковского. Графикой Родченко проиллюстрированы книги Слуцкого «Продлённый полдень», «Сроки», «Стихи разных лет».

А в том 1963-м ушёл друг Маяковского, один из учителей Слуцкого.

Асеев уходит чёрным дымом,
а был весёлым, светлым дымком,
и только после стал нелюдимым,
серым от седины
стариком.

Асеев уходит чёрной копотью.

Теперь он просто дым без огня.
И словно слышится: «Дальше топайте.
Только, пожалуйста, без меня».

(«На смерть Асеева»)

Седьмого мая в Москве начало свою работу IV Всесоюзное совещание молодых писателей.

Этому событию предшествовала большая подготовка.

В журнале «Молодая гвардия» (1962. № 12) под шапкой «Участникам четвёртого всесоюзного» были опубликованы напутствия мэтров: Ш. Рашидов, Л. Никулин, Б. Слуцкий, Ю. Бондарев, М. Бубеннов, Г. Бакланов, Л. Обухова, И. Абашидзе.

Слово Слуцкого называлось «Поэты-театры и поэты-книги».

...Сейчас в молодом поколении преобладает тип поэта-театра. Евтушенко и его сверстники обращаются главным образом не к читателю, а к слушателю. Поэтому они громогласны — надо быть услышанным не только во втором, но и в сорок втором ряду зала эстрадного театра. Поэтому они многословны. Надо же растолковать свою поэзию не только ловящим на лету стихолюбам, но и людям, к стихам не привыкшим. Поэтому они откровенно публицистичны. Ведь именно у них, в театрах Евтушенко, Рождественского, Вознесенского, состоялись премьеры многих идей и тем, важным и нужным нашему народу. Я за то, чтобы росли и крепли поэты-театры, где пьеса (то есть стихотворение) значит не более актёрской игры (то есть исполнения) и режиссуры.

Но мне хочется, чтобы к Пятому Всесоюзному совещанию молодых укоренился тип поэта-книги, поэта, обращающегося не к массовому слушателю, а к единоличному читателю. Хочу, чтобы появились книги молодых, рассчитанные на внимательное чтение, перечитывание, вчитывание, вдумывание. На чтение наедине, вдвоём, в семье, в дружеском кружке. В таких книгах многословность, громогласность, прямая публицистика, фельетонность и т. д. будут невозможны.

Затем идут стихи молодых. Среди оных есть и имя двадцатичетырёхлетнего Олега Чухонцева. Журнал не совсем понимает — или делает вид, — что читателю подсовывают крамолу:

У вас указ — не иначе.
Указ везёт гонец.
А мы, на печке сидючи,
Прибудем во дворец.

А в царстве замечается —

Дела идут не так.
А в царстве заручаются —
Сиди себе, дурак.

Просвещённый читатель, конечно, знает, откуда ноги растут. Мандельштам: