Корней Иванович был не только поэтом, стихи которого знали наизусть все поколения советских людей, не только учёным-лингвистом и знатоком Некрасова, не только переводчиком, не только заведующим детской библиотекой в подмосковном посёлке Переделкино.
Он был также актёром.
Есть в альбоме две чистые страницы. Глядя именно в них, пел некогда Шаляпин, и в память о его пении страницы навсегда оставлены чистыми. После фотографии Шаляпина, который поёт, аккомпанируя себе на рояле, за кадром слышится: «...просто взял этот альбом и спел небольшую арию, так в этом альбоме (в кадре появляется Чуковский) есть ария Шаляпина, чего я вам, к сожалению, сейчас спеть не могу».
Как это сыграно!
Между прочим, в этой рецензии названо и имя Е. Рейна — в качестве сценариста фильма.
Насчёт театра, однако, были исключения.
Театровед Константин Рудницкий:
В 1957 году в Москве гастролировал брехтовский «Берлинер ансамбль». Слуцкого эти спектакли, особенно «Кавказский меловой круг», привели в большое возбуждение, Брехт вообще был ему духовно сродни. Поэтому я нисколько не удивился, когда узнал, что все зонги и стихи для постановки «Доброго человека из Сезуана», с которой начался театр Юрия Любимова на Таганке, написаны Слуцким. Потом я увидел его на репетициях «Павших и живых». В этом спектакле военные стихи Слуцкого читал Вениамин Смехов.
— Тебе нравится, как он читает? — спросил я Бориса.
— Хорошо читает, — ответил он. — И вообще, это вот — мой театр. Это вот — настоящий театр.
Высоцкий с радостью пел эти зонги и рассказывал об их возникновении: