Борис Слуцкий

Медленно движется полночь.
Ход её мерить не смей.
Самая скорая помощь.
Самая скорая смерть.

Не помедли, не помедли,

Мчась, и звеня, и трубя.
Как это люди посмели
Дурно сказать про тебя.

Через четыре часа наступит эта плохо предсказанная полночь, а Таня уже давно отмучилась. Всю жизнь она давала мне уроки мужества и благородства. Напоследок дала ещё один — непроизвольный — умирать, мучась и мучая, как можно скорее.

Я поцеловал её тёплые ещё губы и уже холодный лоб.

Когда ещё кололи при мне — я старался отворачиваться — её бедное тело с венами, которые все были тоньше иглы и в которые попадали с десятого или четвёртого раза, когда я видел все эти синяки, кровоподтёки, я вспоминал, какой она была ещё недавно.

31 января ей исполнилось 47 лет. Я поздравил её утром и уехал на приёмную комиссию — вытаскивать Алексея Королева[55].

Забыл я уже, как плакать, и надо бы освоить это заново. Потому что легче. Лицо моё плачущее в зеркале — неприятно.

Как позвоню кому-нибудь по телефону, как скажу о Тане, бросаю трубку, чтобы не слышали, как я плачу.

Делать эти записи легче, чем сообщать о Тане.

Она стыдилась того, что стонет, и объясняла мне, что делает это только потому, что стон приносит облегчение. Стыдилась помешать мне спать или читать, или работать.

Скорая смерть. Она не успела стать ни старой, ни некрасивой. Она избегла подавляющего большинства онкологических мук, а те, которые не избегла, вынесла с высокой головой. Когда она увидела смерть, в этот миг она была и молода, и прекрасна. И что-то блеснуло в её глазах. Но не страх, а гордость или удивление, или ещё что-то.

На поминках вдовец выпил два стакана водки. Не опьянев, произнёс:

— Соседский мальчик сказал: «Тёти Тани больше не будет». Вот и всё.

Телеграмма от 6 февраля 1977 года: «Потрясены смертью Татьяны. Со всей силой дружбы сочувствую и люблю тебя. Дезик».

Слуцкому написал Константин Симонов.

9.11.77.

Дорогой Борис, хочется сказать Вам, что я, как — я убеждён в этом — и многие другие, не самые близкие Вам, но любящие и глубоко Вас уважающие люди, переживаю Ваше горе и — не зная чем — всё-таки очень хотят помочь Вам перенести его.

Если я окажусь Вам для чего-нибудь нужен, как советчик или как товарищ в каком-то деле, которое Вам покажется важным и душевно нужным, — скажите мне. Мне хотелось бы оказаться хоть в какой-то мере нужным Вам. Крепко жму Вашу руку.

Ваш Константин Симонов.

По её уходе Слуцкий в кратчайший срок — в три месяца, если конкретно: за 86 дней — написал множество стихов о ней. Обвал строк. Порой датировал. Написав, замолчал.