Born to die (СИ)

- Она находилась в полуобморочном состоянии. Пришлось принимать решительные действия, - произнёс миротворец, отчитываясь перед Трэдом. Тот нехотя, с неким разочарованием, отдал приказ об отмене голодовки и Эффи получила свои законные хлеб и воду. Первый глоток вышел неуклюжим. Девушка пролила жидкость из-за кошмарного тремора рук. Вторая попытка так же оказалась безуспешной: острая форма ангины не давала полностью насладиться водой, и Эффи казалось, что её горло горело огнём. Наконец, привыкнув к боли, ей удалось распробовать. Вкус был отвратительным. От этого напитка у неё свело судорогой внутренности.

- Что за пакость! Почему это не простая вода, чистая горячая вода? - шептала девушка, продолжая ловить губами последние капли.

- Отнесите её к остальным, - скомандовал Ромулус. - Пусть затеряется в толпе других идиотов, может тогда её не заметят.

Миротворец аккуратно поднял хрупкое тело девушки, стараясь не причинять сильной боли, за что получил уничтожительный взгляд от палача и благодарный, полный слёз, от Эффи. Уже через минуту он так же бережно опустил её на пол в большой, тёмной комнате и спешно удалился. Толпа заключённых в момент окружила девушку, рассматривая новенькую с недовольством. Она попыталась подняться, но ноги совершенно не слушались. Её охватывала паника и Тринкет, не сдерживая крики, стала отчаянно бить кулаками по ногам, чтобы почувствовать хоть малейшее покалывание. Тщетно.

Сильные руки сжали запястья девушки:

- Эй, перестань. Только хуже будет.

Мужчина 65-и лет склонился над Эффи. Истерика переполняла девушку, и та пыталась выбраться из захвата незнакомца. Наконец, немного успокоившись она прохрипела:

- Что… - каждое слово давалось ей с огромным трудом, - со мной?

- Понятия не имею, тебе виднее, - мужчина лучезарно улыбнулся, но затем встрепенулся, как бы вспоминая о чём-то важном, и протянул руку: - Джек. Вы тоже из Капитолия, верно?

Эффи не видела улыбок с дня её заключения, тем более таких искренних.

- Да, я Эффи, - девушка неуверенно подала руку новому знакомому.

- Сколько Вы тут? – он продолжал всё так же весело улыбаться.

- Не знаю… Я сбилась ещё на пятой неделе, - медленно прохрипела она. - А вы?

- Я… Больше, - улыбка погасла, и он странно замялся, будто бы снова вспоминая о чём-то важном и страшном. - Ещё с первых дней революции.

- И в чём Вас обвинили?

- Сначала, я был посаженный в камеры Капитолия за антикапитолийскую пропаганду. Верил в то, что Революция изменит эти жесткие порядки, - он громко засмеялся, вызывая недовольные бурчания соседей по камере. - А теперь я здесь: в катакомбах Дистрикта, в руках Коин. Я тут все порядки уже выучил, все их уловки. Так что не волнуйтесь - будете вести себя тихо и снова сможете ходить.

Так прошло ещё парочка «скучных» дней. Казалось, будто каждый раз пытки становились страшнее и изощрённее. Наказывали за любую мелочь, придираясь даже до громкости криков, до разговоров в перерывах между наказаний. Любой проступок, даже самый незначительный, имел необратимые последствия, и заключенные боялись. Поэтому они принуждали себя ни при каких обстоятельствах не думать о сроках освобождения, не обращать свой взгляд к будущему. Но, естественно, эти благие порывы, это старание обмануть боль, вознаграждалось весьма и весьма скудно. Они любой ценой хотели избежать окончательного краха, а картины близкого воссоединения с любимым существом на несколько секунд заставляли забыть о боли.

Каждый находящийся там человек уже не жил; их несло волною бесплодных воспоминаний – они, беспокойные, блуждающие тени, которые могли обрести покой лишь погрузившись в самые отдалённые уголки своей памяти. Само прошлое, о котором они думали не переставая, и то приобретало привкус сожаления. Им хотелось бы присовокупить к этому прошлому все, что, к величайшему своему огорчению, они не успели сделать, перечувствовать, когда еще могли.

Но не смотря на поставленный себе запрет, каждый узник тайно надеялся, что когда-нибудь тот, кого он теперь ждёт, найдёт способ вытащить его из этой тюрьмы. И Эффи входила в число тех несчастных всё ещё надеющихся на спасение.

Как-то на очередном допросе она наблюдала за мужчиной, который набрался смелости спросить: “Нельзя ли рассчитывать на смягчение… принимаемых мер?”, решив, что терять ей не чего. Глупый.

- Тридцать ударов плетью будет расценено как смягчение принимаемых мер? - рассмеялся Ромулус и мужчину уволокли в соседнюю комнату, где ещё витал запах свежей крови.

Чтобы хоть как-то разнообразить допросы, палач решил использовать не совсем стандартные методы, вкалывая каждый раз на протяжении долгих недель разнообразные наркотические вещества, а затем проникал в головы бедных заключённых. Сыворотки правды – так он с гордостью называл вещества.

Эффи с силой вжимала ладони в лицо, сотрясаясь от любого шороха. Джек присел рядом с Тринкет и взял её руки в свои. Эффи постепенно приходила в себя, и наконец-то подняв голову заметила знакомое лицо. Девушка кинулась обнимать Джека и тот понимающе погладил её по спине.