Борнвилл

После похорон, в отсутствие подобающих поминок, они в небольшой компании отправились к миниатюрному лодочному пруду, заехав по дороге в сэндвичную лавку за снедью. Разложили коврики на траве у воды и просидели час-два вместе. Сами похороны получились странными. Присутствовать разрешили всего двенадцати человекам, рассадка на стульях в часовне – на большом расстоянии друг от друга, целые ярды пустого пространства между людьми. Несколько человек смотрели церемонию рядом с крематорием – на экранах системы видеонаблюдения. Предположительно еще сколько-то человек смотрели в зуме; Питер представлял себе несколько десятков друзей Мэри, как они сидят по домам, вперяясь в ноутбуки, пытаясь разобраться с этой новой программой, которую им поставили, наверное, сыновья или дочери. Все трое сыновей Мэри зачитали речи (Мартин говорил о преподавательской работе Мэри, Питер – о ее жизни в музыке, а Джек – о ее любви к спорту), обращаясь к публике, состоявшей исключительно из их жен, сыновей и дочерей. Итого их было десять, поэтому вдобавок позвали еще и Дэвида Фоули с сестрой Джилл. Муж Джилл ждал снаружи, смотрел на экране, как и новая подруга Дэвида Шонед. Теперь Дэвид с Шонед собрались выехать обратно в Уэльс.

– Понимаю, диковато такое произносить, – сказала она Питеру, – но я рада тебя видеть. Очень соболезную твоей утрате.

– Спасибо. Странный повод для восстановления связи. Поразительно, что ты меня до сих пор помнишь.

– Не так-то просто забыть пацана, если он играл Баха на скрипке возле жилого прицепа посреди поля.

Питер рассмеялся.

– Видимо, так и есть.

Когда они уехали, Питер вернулся к тем, кто остался на пикнике. Их было пятеро: Энджела повезла полную машину юных членов семьи на станцию Нью-стрит (попутно заехав к газетному киоску, поскольку в “Мейл” должна была выйти статья, которую Эндж отчаянно желала прочесть, – о Меган Маркл и ее ревности к, по слухам, чрезмерно близким отношениям принца Гарри с певицей Адель). Поэтому остались три брата, Бриджет и Лорна. А значит, перед ними дилемма. Джек с Бриджет не разговаривали между собой четыре года, и хотя все считали, что уж если где и может завершиться их вражда, то это на похоронах Мэри, эти двое и сейчас друг с другом не разговаривали.

– Ну что, как считается, все прошло хорошо? – спросил Питер.

– Насколько это возможно в заданных обстоятельствах – хорошо, – сказал Мартин.

– Какая жалость, что мы не смогли нормально поляну накрыть, – сказал Джек. – Снять зал в каком-нибудь пабе, типа такого.

– Мне нравится здесь, – сказала Лорна. – На свежем воздухе, на солнышке. Мне кажется, бабушке тоже понравилось бы.

Оглядевшись по сторонам, Джек спросил:

– Напомните мне еще раз, почему мы сюда пришли?

– Я подумал, было бы здорово, – ответил Питер, – помянуть ее в каком-нибудь… значимом месте, скажем так. Важном для нашей семейной истории.

Мартин с Джеком торжественно и одобрительно кивнули и некоторое время молчали. А затем Джек сказал:

– По-моему, я здесь ни разу в жизни не был.

– И я, – сказал Мартин. – Я даже не знал, что это место существует. Ты уверен, что мама бывала здесь?

– Конечно, уверен. – Досадуя на братьев, Питер машинально провел пальцем вдоль ложбинки длинной болезненной царапины чуть ли не вдоль всего предплечья от запястья до локтя. Чарли уже прожил с ним три недели, и отношения у них складывались, мягко говоря, непросто.

– Ну, во всяком случае, нам дали тут посидеть спокойно, – сказала Лорна.

Прежде состоялось некоторое обсуждение, представляет ли собой этот поминальный пикник, если он таковым и был, незаконное собрание.

– Дичь, а? – сказал Мартин. – Я с большим трудом воображаю себе, чем это все кончится. Этот вирус исчезнет, когда солнце припечет?

– Ой, он выдохнется скоро, – сказал Джек. – Возникнет еще что-то, вытеснит его, и через пару лет мы все будем гадать, с чего была вся эта кутерьма.

– Мне б таким оптимистом быть, как ты, – сказал Мартин. – Было б мило.

– Я не оптимист, – сказал Джек. – Я прагматик. Большая разница. Важно не расходовать энергию на беспокойства о том, что изменить никак не можешь. Жизнь слишком коротка. При всем уважении – в смысле, никто из нас сегодня не в лучшем виде, – но вы оба, – (и да, действительно показалось, что он в свои комментарии включает и Бриджет), – начинаете понемногу смотреться на свой возраст.

– Да что ты говоришь, – без выражения произнес Мартин.

– А все потому, что вы слишком много беспокоитесь. И беспокоитесь не о мелочах типа канализацию починить или машину отогнать на сервис, потому что это в ваших руках. Вы беспокоитесь о глобальном потеплении, или о будущем Би-би-си, или о том, что там происходит в Палестине или в Сирии. О том, на что никак не можете повлиять, – и в основном о том, что к вам никакого отношения не имеет. Мир был бы лучше, вскапывай мы просто свою деляночку, потому что пытаться лезть в такое – всегда только хуже. Вот почему людям нравится Борис Джонсон, кстати. Потому что он дает людям заниматься своими делами и к ним не лезет.

Мартин фыркнул, но сказал: