Бородинское поле. 1812 год в русской поэзии

«Се – славен!»

Между 1812–1825

Партизан Давыдов

Усач. Умом, пером остер он, как француз,

Но саблею французам страшен:

Он не дает топтать врагам нежатых пашен

И, закрутив гусарский ус,

Вот потонул в густых лесах с отрядом —

И след простыл!.. То невидимкой он, то рядом

То, вынырнув опять, следо́м

Идет за шумными французскими полками

И ловит их, как рыб, без невода, руками.

Его постель – земля, а лес дремучий – дом!

И часто он, с толпой башкир и с козаками,

И с кучей мужиков, и конных русских баб,

В мужицком армяке, хотя душой не раб,

Как вихорь, как пожар, на пушки, на обозы,

И в ночь, как домовой, тревожит вражий стан.

Но милым он дарит, в своих куплетах, розы.

Давыдов! Это ты, поэт и партизан!..

Между 1812–1825

1812-й год

Отрывок из рассказа

Посвящено людям XII года

Дошла ль в пустыни ваши весть,

Как Русь боролась с исполином?

Старик отец вел распри с сыном:

Кому скорей на славну месть

Идти? – И, жребьем недовольны,

Хватая пику и топор,

Бежали оба в полк напольный;

Или в борах, в трущобах гор

С пришельцем бешено сражались.

От Запада к нам бури мчались:

Великий вождь Наполеон

К нам двадцать вел с собой народов.

В минувшем нет таких походов:

Восстал от моря к морю стон

От пота конных, пеших строев;

Их длинная, густая рать

Всю Русь хотела затоптать;

Но снежная страна героев

Высоко подняла чело

В заре огнистой прежних боев:

Кипело каждое село

Толпами воинов брадатых:

«Куда ты, нехристь?.. Нас не тронь!»

Все во́пили, спустя огонь

Съедать и грады, и палаты,

И созиданья древних лет.

Тогда померкнул дневный свет

От курева пожаров рьяных,

И в небесах, в лучах багряных,

Всплыла погибель; мнилось, кровь

С них капала… И хитрый воин,

О н скликнул вдруг своих орлов

И грянул на Смоленск… Достоин

Похвал и песней этот бой:

Мы заслоняли тут собой

Порог Москвы – в Россию двери;

Тут русские дрались как звери,

Как ангелы! – Своих голов

Мы не щадили за икону

Владычицы. Внимая звону

Душе родных колоколов,

В пожаре тающих, мы прямо

В огонь метались и упрямо

Стояли под дождем гранат,

Под взвизгом ядер; всё стонало,

Гремело, рушилось, пылало;

Казалось, выхлынул весь ад:

Дома́ и храмы догорали,

Калились камни… И трещали

Порою волосы у нас

От зноя!.. Но сломил он нас:

Он был сильней!.. Смоленск курился,

Мы дали тыл. Ток слёз из глаз

На пепел Родины скатился…

Великих жертв великий час;

России славные годины:

Везде врагу лихой отпор;

Коса, дреколье и топор

Громили чуждые дружины.

Огонь свой праздник пировал:

Рекой шумел по зрелым жатвам,

На сёлы змеем налетал.

Наш Бог внимал мольбам и клятвам,

Но враг еще… одолевал!..

На Бородинские вершины

Седой орел с детьми засел,

И там схватились исполины,

И воздух рделся и горел.

Кто вам опишет эту сечу,

Тот гром орудий, стон долин?

Со всей Европой эту встречу

Мог русский выдержать один!

И он не отстоял Отчизны,

Но поле битвы отстоял,

И весь в крови, – без укоризны, —

К Москве священной отступал!

Москва пустела, сиротела,

Везли богатства за Оку;

И вспыхнул Кремль, – Москва горела

И нагнала на Русь тоску.

Но стихли вдруг враги и грозы —

Переменилася игра:

К нам мчался Дон, к нам шли морозы

У них упала с глаз кора!

Необозримое пространство

И тысячи пустынных верст

Смирили их порыв и чванство,

И показался Божий перст.

О, как душа заговорила!

Народность наша поднялась:

И страшная России сила

Проснулась, взвихрилась, взвилась:

То конь степной, когда, с натуги,

На бурном треснули подпруги,

В зубах хрустели удила,

И всадник выбит из седла!

Живая молния, он, вольный

(Над мордой дым, в глазах огонь),

Летит в свой океан напольный;

Он весь гроза – его не тронь!..

Не трогать было вам народа,

Чужеязычны наглецы!

Кому не дорога свобода?..

И наши смурые жнецы,

Дав сёдлам весть и Богу клятву,

На страшную пустились жатву…

Они – как месть страны родной —

У вас, непризванные гости:

Под бро́ней медной и стальной

Дощупались, где ваши кости!

Беда грабителям! Беда

Их конным вьюкам, тучным ношам:

Кулак, топор и борода

Пошли следить их по порошам…

И чей там меч, чей конь и штык

И шлем покинут волосатый?

Чей там прощальный с жизнью клик?

Над кем наш Геркулес брадатый —

Свиреп, могуч, лукав и дик —

Стоит с увесистой дубиной?..

Скелеты, страшною дружиной,

Шатаяся, бредут с трудом

Без славы, без одежд, без хлеба,

Под оловянной высью неба,

В железном воздухе седом!

Питомцы берегов Луары

И дети виноградных стран

Тут осушили чашу кары:

Клевал им очи русский вран

На берегах Москвы и Нары,

И русский волк и русский пес

Остатки плоти их разнес.

И вновь раздвинулась Россия!

Пред ней неслись разгром и плен.

И Дона полчища лихие…

И галл и двадесять племен,

От взорванных Кремлевских стен

Отхлынув бурною рекою,

Помчались по своим следам!..

И, с оснежённой головою,

Кутузов вел нас по снегам;

И всё опять по Неман, с бою,

Он взял – и сдал Россию нам

Прославленной, неразделенной.

И минул год – год незабвенный!

Наш Александр благословенный

Перед Парижем уж стоял

И за Москву ему прощал!

<1839>

Москва

Город чудный, город древний,

Ты вместил в свои концы

И посады, и деревни,

И палаты, и дворцы!

Опоясан лентой пашен,

Весь пестреешь ты в садах…