Бородинское поле

серьезной войне. Но то, что происходило здесь, опрокидывало

все прежние представления Гуттена о военных действиях

вообще и непобедимой армии фюрера в частности. То, что

творилось здесь, на участке, обороняемом дивизией, в

которую в чрезвычайной спешке был влит полк Густава

Гуттена, полковник мог бы назвать кромешным адом,

бедламом и еще черт знает чем, но всему происходящему он

не мог найти объяснения. А Гуттен по складу своего характера

был аналитиком, и всякое явление порождало в нем "вопросы:

"почему?", "где причина?" и "кто виноват?". Все, что он слышал

раньше о событиях на Восточном фронте, не имело ничего

общего с тем, что он увидел воочию, и не просто увидел, а

стал соучастником этих "кошмаров и безобразий", как

выразился его адъютант лейтенант Август Кольб, тот самый

Кольб, который в битве на реке Сер спас жизнь Густаву

Гуттену.

Полковник Гуттен видел позорную, по его мнению,

картину не отхода и даже не отступления, а бегства полков

первого эшелона их дивизии. Через оборонительные позиции,

занимаемые полком Гуттена, проходили не подразделения

регулярных войск, а какой-то сброд физически и нравственно

надломленных и растерянных людей, многие из которых не

имели оружия. Из отрывочных, сумбурных рассказов этих

бегущих, которых Гуттен даже стыдился назвать своими

соратниками, он узнал, что ночью советские солдаты

ворвались в их окопы, завязался скоротечный рукопашный

бой, жестокий и кровопролитный... В итоге многие солдаты

фюрера пали смертью храбрых, раненые остались на поле

боя, иные взяты в плен, от полка уцелело не больше

батальона. И самое немыслимое безобразие, что до глубины

души возмутило полковника, - это сообщение о том, что вся

полковая артиллерия в целости и исправности, все минометы

и тяжелые пулеметы с боеприпасами оставлены неприятелю.

Неслыханный позор, которому Густав Гуттен не мог найти не

только оправдания, но просто объяснения.

Успешная ночная атака русских, занявших передовые

траншеи немецкой обороны, если не удручающе - этого не мог

допустить Гуттен, - то, во всяком случае, и не ободряюще

подействовала на солдат да и на некоторых офицеров его

полка, таких, например, как командир второго батальона майор

Розенберг, просивший усилить его танками.

Полковник вспомнил, как в ночь под Новый год лейтенант

Кольб провозгласил тост за то, чтобы каждый солдат и офицер

убил на Восточном фронте не менее десяти русских. Гуттен

тогда осторожно поправил своего ретивого адъютанта:

- Десять коммунистов, Август.

- Не вижу разницы между коммунистами и русскими, -

отозвался изрядно захмелевший толстяк майор Розенберг. -

Одна цена. Все они славяне, все - исконные враги Германии и

фюрера.

Шли вторые сутки, как полк прибыл на Восточный фронт,

и ни он, полковник Гуттен, ни его адъютант лейтенант Кольб не

убили ни одного русского, а майор Розенберг доносил, что его

батальон понес потери от массированного огня русской

артиллерии.

Полк Гуттена занимал оборону по восточной опушке

леса, смешанного, со множеством полян, кустарников и

мелколесья. Полковник считал эту позицию удобной: тылы

были укрыты в лесу. Правда, на правом фланге, на участке

первого батальона, местность была открытая, но зато перед

окопами серой от кустарников змеей извивался овраг,

служивший препятствием для танков. Оборонительный рубеж

был оборудован загодя - железобетонные колпаки на

пулеметных гнездах, блиндажи, окопы полного профиля,

соединенные ходами сообщения, траншеи, колючая

проволока, минные поля - словом, все условия для длительной

жесткой обороны, способной сдержать мощный натиск

наступающего противника.

В тылу первого батальона, в большом селе, от которого

уцелело меньше половины строений, располагался штаб

дивизии, а невдалеке от него, на опушке леса, между стыком

первого и второго батальонов, - штаб полка.

Густав Гуттен не любил засиживаться в штабе, он

предпочитал управлять боем со своего НП, где кроме

адъютанта и ординарца - постоянных спутников полковника -

находились еще два солдата и ефрейтор.

До полудня полковник побывал в ротах первого и второго

батальонов, выслушивал доклады офицеров о готовности

сражаться до последней капли крови, в изумленных и таких

пытливо-пристальных взглядах солдат читал немые вопросы,

на которые у него не было ответов. И тогда он обращался к

ним с прочувствованным напутствием:

- Солдаты! Нам выпала высокая честь нанести

решающий удар по коммунистам. Я верю, что как и на реке

Сер, так и здесь, у стен русской столицы, вы не дрогнете. Мы

снова покажем всему миру, на что способен... - он хотел

сказать "непобедимый", но, вспомнив отступающие полки