Бородинское поле

Попов на фронте всего-то третий день, работал он на

московском заводе "Серп и молот". На фронт просился много

раз, еще когда формировалось ополчение, но его не отпускали:

нужный был на заводе человек. И он в течение шести месяцев

готовил себе замену. И подготовил. Когда жена его, Степанида

Никифоровна, заняла место мужа и делом доказала, что она

будет справляться не хуже своего Григорьича, директор и

секретарь парткома согласились отпустить Попова на фронт.

Попов говорил о себе неторопливо, но кратко, нехотя

выдавливал скупые слова, даже не сказал: что на заводе был

членом парткома. И Брусничкин подумал: рабочий-то он,

видно, хороший, но как в бою поведет себя? Сам не обстрелян,

а другим должен пример подавать. И сорвалось у него совсем

помимо воли:

- Значит, пороху не пришлось понюхать. - И, чтоб немного

смягчить эти слова и не обидеть политбойца, прибавил: - Это

ничего, быстро обвыкнетесь.

Леонид Викторович нарочно ввернул слово

"обвыкнетесь".

- Постараемся, товарищ комиссар, - все так же просто

ответил Попов и добавил: - А что касается пороху, так я его в

гражданскую досыта нанюхался.

- Вот как! Где же?

- На Урале. Каширин нами командовал. А потом Блюхер.

Тридцатая дивизия. Помните песню: "Вдоль голубых Уральских

гор, в боях Чингарской переправы..." Это про нашу, тридцатую.

В боях за Крым меня ранили осколком снаряда.

И замолчал. Брусничкин сразу прикинул в уме, в какую

батарею направить политбойца Попова. Решил: к Думчеву.

Потом поднял вопросительный взгляд на другого бойца. Тот

был в поношенном полушубке военного покроя. Лицо

грубоватое, взгляд решительный. Произвел впечатление

бывалого солдата, представился по-военному:

- Ефрейтор Буланов. На фронте с начала войны. Был

ранен под Смоленском. Лежал в госпитале в Свердловске.

Потом работал малость. А теперь вот сам попросился на

фронт, потому как рана зажила и я здоров окончательно. В

партии состою с тридцать восьмого года.

- В каких войсках служили? - поинтересовался Леонид

Викторович.

- Артиллерист. Был заряжающим. Могу и за наводчика.

Третьего политбойца звали Валерием Черноглазовым.

Это был худенький паренек, в прошлом секретарь комитета

комсомола. До последнего времени работал в столичной

милиции. На фронт попал впервые. Но Брусничкину и он

понравился: общительный, задорный, такой сумеет быстро

найти с бойцами общий язык. Черноглазов увлекательно

рассказывал, как они в Москве в тревожные дни октября -

ноября ловили фашистских лазутчиков, паникеров,

провокаторов и спекулянтов. Его слушали с интересом, пока не

нагнали три автомашины. Впереди в снежной замети буксовал

пятитонный грузовик со снарядами, преградив путь шедшим за

ним полуторке с продуктами и санитарному фургону. Чумаев,

свернул на обочину и, обогнав машины, остановил лошадь,

сказав с удивлением.

- Так это ж наша машина, товарищ старший батальонный

комиссар, со снарядами.

Брусничкин слез с саней. К нему подошел знакомый

старшина - лицо потное, усталое, в руках лопата. Виновато

доложил:

- Застряли, товарищ комиссар. Больше часа волыним, а

там наши ждут снаряды.

- А у нас из-за них люди без харчей сидят. Мы б на своей

полуторке в два счета проскочили, - по-петушиному ввернул

шустро подбежавший лейтенант, который до этого сидел в

кабине и наблюдал, как старшина с тремя шоферами

расчищают дорогу. Брусничкин был в полушубке, и лейтенант

не знал, в каком звании этот незнакомый начальник.

- Чем ругаться, вы бы лучше помогли дорогу расчистить,

- зло пробурчал старшина в сторону лейтенанта.

- А вы не указывайте и не учите меня, - прикрикнул

лейтенант на старшину. - Вести себя не умеете со старшими.

Брусничкин отозвал лейтенанта в сторону, потребовал

предъявить документы, а потом сказал:

- Вы, лейтенант, не научились вести себя с младшими по

званию. Старшина прав: почему вы не помогаете расчищать

дорогу? Изображаете из себя барчука.

- На всех лопат не хватает, - оправдывался лейтенант. -

Да разве ее расчистишь? Тут надо бы под колеса чего-нибудь

подложить.

- Так в чем же дело? Пойдите в лес, нарубите лапника, -

подсказал Брусничкин.

- Без топора как его нарубишь?

- Наломайте.

- Есть топор, - отозвался водитель первой машины.

Леонида Викторовича огорчало, что машина в со

снарядами задержалась в пути. И вспомнился Брусничкину тот

день, когда он был послан командующим Говоровым выяснить

обстановку в дивизионе Князева, окруженном немцами.

Нехорошо он тогда поступил с Князевым. Тот разговор он

всегда вспоминал с чувством неловкости и стыда. Ему пришла

мысль переложить часть снарядов на сани и побыстрей

отправить их в полк, потому что трудно сказать, как долго они

еще провозятся здесь, вытаскивая машину. Вместе с

Чумаевым сопровождать снаряды поехал ефрейтор Буланов.