Бородинское поле

ребята - золото: столкнулись с численно превосходящим

врагом, загнали его в лес и о лапнике не забыли". Сказал: -

Это бросьте, машины и так вышли.

- Нет, товарищ комиссар, возьмем. Еще пригодится.

Дорожка тут известно какая - фронтовая, - ответил старшина и

поднял свой лапник.

Когда все уселись в санитарный фургон и начали

оживленно вспоминать недавнюю встречу в лесу, Брусничкин

подумал, что нужно немедленно сообщить в штаб армии о

немцах, которые оказались в нашем тылу. Таких разрозненных

недобитых групп и целых подразделений немцев немало

бродит по лесам в попытке пробиться через линию фронта к

своим. Их нужно как можно быстрей обезвредить, обезопасить

от них наши тылы и коммуникации.

...Батальон Сухова наступал на деревню Дворики. И

здесь, как это часто случалось, от Двориков остались одни

головешки, в буквальном смысле ни кола ни двора, но место

это - высотку над ручьем, расположенную между двумя

опорными пунктами, - немцы хорошо укрепили, и обойти ее не

было никакой возможности. Взять эти Дворики с ходу не

удалось, и батальон отошел на исходные позиции, ожидая

подхода артиллерии. Сухов ругался: опять бог войны отстал от

матушки-пехоты. Дружески язвил по адресу капитана Думчева.

Комбат, конечно, понимал, как трудно достается артиллерии.

Не хватает тягачей, транспорта; полк Макарова почти целиком

на конной тяге. Сказывается большой некомплект лошадей, а

те, что есть, до такой степени загнаны, что еле на ногах

держатся. Доходяги, измученные, истощенные. Фуража не

хватает. Теперь постоянно приходится совершать

многокилометровые марши по глубокому снегу, через овраги,

ручьи и реки. Думчев говорит: в обороне в осеннюю распутицу

и то легче было. А тут разве угонишься за пехотой при таком

темпе наступления?

18 февраля полк Макарова переходил на новые позиции.

Полк спешил, артиллеристы понимали, что пехота ждет их

огонька. Глеб, Брусничкин и Саша ехали в одних санях. Леонид

Викторович, как обычно, в присутствии Саши много балагурил,

откровенно любезничал с ней, сыпал комплименты, словно

хотел этим досадить Макарову, к которому, по его убеждению,

Саша была неравнодушна.

- Там, за рощицей, что-то чернеет, - проговорил

задумчиво Глеб, глядя в бинокль. - Похоже, стога сена. -Это

было бы как нельзя кстати.

- Надо послать разведать, - быстро сообразил

Брусничкин.

- Послать-то некого. Разве что наших ординарцев.

- Конечно, пусть Чумаев и Коля добегут и выяснят, -

охотно согласился Брусничкин. - Сенцо нам не помешает.

Ординарцы ехали сзади на второй подводе, и Глеб сразу

же распорядился, назначив Чумаева старшим, и предупредил:

- Будьте осмотрительны.

Это обычное в таких случаях предупреждение

встревожило Сашу. Сердце матери всегда настороже и в

тревоге, когда рядом с ее ребенком ходит опасность. Она тоже

шепотом напутствовала сына:

- Смотри, сынок. Говорят, в лесах полно немцев, которые

из окружения выходят.

- Да что ты, мама, какие там немцы, - небрежно

отмахнулся Коля. В парнишке заговорило мужское самолюбие.

- А хоть бы и немцы - у нас есть чем угостить. - И Коля хлопнул

правой рукой по кобуре нагана, а левой достал из кармана

гранату-лимонку и широко заулыбался.

Саша только вздохнула и сокрушенно покачала головой.

Подумала: "Совсем еще дитя, а вишь как хорохорится. Хорошо,

что рядом будет Чумаев: этот - мужичок осторожный, зря

голову под пулю не подставит. Семь раз отмерит, прежде чем

отрезать". Успокоила себя таким образом.

О том, что Чумаев осторожен и трусоват, знали многие в

артиллерийском полку и незлобиво подшучивали над

ординарцем комиссара. Чумаев не обижался: пускай себе

болтают, его от насмешек не убудет. Насмешки - не пули, они

безопасны, особенно если к ним привыкнуть и не обращать

внимания.

Тяжело идти по целине. Рощица только кажется, что

близко, а на самом деле до нее километра полтора набежит,

если не с гаком. Коля идет впереди: ему что, он легкий, не

проваливается - его снежный наст держит. Шустрый парень.

Чумаев даже завидует ему. Он всем завидует: шустрым и

нерасторопным, толстым и тонким, здоровым и больным.

Такой у него характер, у Егора Чумаева. Не завидует, пожалуй,

только Кузьме Акулову: в душе считает его поступок не

подвигом, а глупостью.

Справа - лес, впереди рощица насквозь

просматривается, за ней действительно что-то чернеет. Пока

трудно сказать, что именно: может, деревья, а может, и стога.

Полковник в бинокль смотрел, ему видней. А у Чумаева нет

бинокля. И у Коли нет. Но он глазастый, молодые глаза хорошо

видят. Только что он в стогах понимает. Одним словом,

москвич, горожанин. Слева - косогор, на нем стайка берез

одиноко и сиротливо молчит. Должно быть, там хутор был, да

от него ничего не осталось, опереди, за рощицей, в мглистой