Бородинское поле

- Почему не дали о себе знать? - медленно и негромко

начал Виктор, повторяя слова брата, будто оттолкнувшись от

этих слов, ему легче было говорить. - Не знаю точно, но и

мама и Наташа тоже считали и до сих пор считают вас

погибшими. Но начну по порядку. .

Он говорил неторопливо, долго, обстоятельно о том, как

Оскар Раймон познакомился с Ниной Сергеевной. Шаг за

шагом, год за годом, страница за страницей он листал

сложную повесть человеческих судеб и сам удивлялся

неожиданно обнаружившемуся в нем дару рассказчика.

Святослав не сводил с Виктора глаз и не перебивал

вопросами. А Нгуен Ван лишь удивленно покачивал головой.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Начало сентября в этот год выдалось теплым, и лишь

ночная свежесть да бодрящие утренние туманы над лощинами

и прудами напоминали о приближающейся осени. А в кудрях

берез - ни единой седины. И клены не тронул багрянец, и

осины трепетали еще зеленой листвой. О цветах и говорить

нечего. Впрочем, нет: о цветах стоит сказать.

На даче Бориса Всеволодовича Остапова - отставного

хирурга - всегда было много цветов. Прежде их разводила

хозяйка, Наталья Павловна. После ее смерти цветами занялся

Борис Всеволодович. Уйдя на пенсию, он постоянно жил на

даче - и зимой тоже. Старик полюбил уединение. Вернее,

полюбил он природу и, как сам признавался, лишь на восьмом

десятке лет по-настоящему познал ее, проникнув в ее тайны и

смысл, понял ее по-философски, вошел в нее не как

покоритель и хозяин, а как брат и друг. В сущности, жизнь его

на природе и с природой только внешне, для посторонних,

казалась уединением. А на самом деле он постоянно жил в

заботах и хлопотах. Каждый клочок земли на его дачном

участке, каждое дерево, куст и цветок были любовно ухожены.

И особой гордостью Бориса Всеволодовича были цветы. Он

бережно хранил их как память о покойной жене. Едва сходил

снег, как на участке Остаповых зацветали голубенькие

подснежники. Их сменяли нарциссы, потом тюльпаны, горящие

всеми цветами радуги. В пору весеннего цветения сад Бориса

Всеволодовича превращался в райский уголок. Лебяжьим

пухом цвели ирга и вишня, цвет яблонь напоминал розовых

фламинго. Вслед за угасшей могучей волной сирени

богатырски, во всю палитру, распускались бутоны пионов. А

там, глядишь, и розы пойдут. Ах эти розы, подмосковные,

закаленные стужей и морозами! Они цвели до первых

заморозков, когда уже и георгины, и астры, и хризантемы

беспомощно клонились к земле, не в силах противиться

непогоде. А в начале сентября еще доцветали поздние

гладиолусы, которых, впрочем, Борис Всеволодович не

уважал, но по заведенной еще Натальей Павловной традиции

продолжал разводить.

В начале сентября - день рождения Олега Остапова.

Каждый год он отмечался в семейном кругу, и, как правило,

здесь, на отцовской даче. Но сегодня был не просто день

рождения - это был юбилей: Олегу Борисовичу исполнилось

пятьдесят. "Уже пятьдесят", - сказала Варя, поздравляя мужа

первой ранним утром. "Еще пятьдесят?" - удивленно

проговорил Дмитрий Никанорович Никулин, которому шел

шестьдесят шестой год, и вручил юбиляру пейзаж, написанный

им по этому случаю на даче в Снигирях. Был воскресный день,

и приглашенные к двенадцати часам гости съезжались дружно,

без опозданий. Задержалась немножко Валя, жена

Святослава. Муж ее был в командировке, и она приехала одна.

Встретившего ее у калитки юбиляра смущенно поцеловала в

щеку и преподнесла ему охапку белых роз. Олег нежно прижал

букет к своей груди и, одарив Валю сияющим взглядом, тихо

выдохнул:

- Спасибо, Валенька. Это самый лучший подарок. Такого

мне никто никогда не дарил.

Он говорил искренне, Валя это знала, чувствовала и еще

больше смущалась, и это смущение ее отражалось в добрых

ясных глазах. Вале - Валентине Ивановне Макаровой - шел

тридцать шестой год, но выглядела она совсем юной

застенчивой девчонкой. И все в ней было девичье - и

стройная, тонкая талия, обтянутая светлым брючным

костюмом, и маленькая безгреховная грудь, и светлые, такие

доверчивые голубые глаза, и гибкие движения, и ясный лоб, на

который красиво падала тонкая прядь русых волос, и короткая

прическа, едва-едва прикрывающая сережки-жемчужины, и

смуглое от загара чистое лицо, на котором бродили тени

невинного смущения, и голос-флейта, за что Олег прозвал ее

Иволгой.

Варя вместо с Александрой Васильевной и Людмилой

Борисовной накрывали на стол прямо в саду, под широким

шатром ветвистого клена. Как и полагается жене именинника,

Варвара Трофимовна была одета в нарядное серебристо-

голубое платье, которое плотно облегало уже начавшую

полнеть фигуру. У Варвары Трофимовны сегодня новая