Бородинское поле

должна быть творцом, работать в тесном содружестве с

архитектором.

- Совершенно верно, - быстро согласился Олег. -

Художник монументально-декоративного искусства должен

выступать на равных правах с архитектором, полноправным

партнером.

- Кстати, Валентина Ивановна, поскольку вы здесь

представляете художников, - начал Штучко, - то я хотел бы

заметить, что экстерьер современного города требует не

сюжетов, а плакатов, щитов с отвлеченными идеями.

- А некоторые художники потом эти щиты-плакаты, это

упрощенчество, условность и схематизм стали переносить и в

интерьеры здания, - вмешался Олег. - Получились

невыразительные плакаты-панно, уместные на улице, но

совершенно нелепые внутри зданий, где нужна настоящая

роспись.

- Я не согласна с вами насчет плакатов, - возразила

Валя. Лицо ее сияло тихой радостью. - Монументальная

живопись или скульптура - это не плакат, не реклама. В ней

должен содержаться эмоциональный заряд. Она должна

воздействовать на душу. В ней глубокая идея, а не

оформительская декорация, наподобие лепки, портиков и тому

подобного.

- Это что же, станковую картину увеличить в десять раз -

и на стену? - сказал Штучко.

- О нет! Экстерьерная живопись - это особый род

изобразительного искусства, - горячо ответила Валя. - Здесь и

упрощенный рисунок, и обобщенные формы, и декоративность

самого материала. Она не сиюминутна, она глубока по мысли

и, главное, эмоциональна.

- Строим - спорим, опять строим - и опять шумим, -

примирительно заговорил Штучко, как бы заканчивая весь

разговор. - И совсем не думаем, что в конечном итоге однажды

все замерзнем. Кончится топливо в недрах земли, и кончится

жизнь на грешной земле.

- Поедем в Африку греться, - рассмеялась Людмила

Борисовна.

- Что это ты, Паша, так пессимистически смотришь в

будущее? - сказал Никулин, похлопав коллегу по плечу. - К тому

времени научимся использовать солнечную энергию.

- Скорее - водород, - с апломбом специалиста заметил

Орлов. - Запасы его практически неисчерпаемы. В океане

атомные электростанции будут производить электролиз

морской воды для получения водорода. Водород дешевле и

эффективнее органического топлива. Пока что мы поступаем

как варвары, сжигая нефть и уголь. Это же ценнейшее сырье,

которое можно, использовать в других целях. Запасы его

ограничены. Прав был Менделеев, когда говорил, что сжигать

нефть равносильно тому, что топить печь ассигнациями.

Подошла Варя и позвала всех к столу. Подали

фирменное блюдо Остаповых - курицу в винно-грибном соусе.

И опять Брусничкин руководящим оком окинул стол,

постучал ножом по бутылке и сказал решительно и

настоятельно:

- Продолжаем наше собрание. Прошу наполнить бокалы

и записываться в прениях. - Он как-то переменился.

Напористую уверенность сменил на прилив веселья и

добродушия. Это заметили все, и прежде всего Ариадна. Она

знала, что эта веселость наигранная, что на самом деле муж

ее начинает терять самообладание, а так как он не отличается

большой терпимостью, то от него можно ожидать любой

непристойности. Это ее беспокоило. Неожиданно для

Брусничкина Дмитрий Никанорович обратился к юбиляру:

- Расскажи, Олег, что тебе в жизни сильнее всего

запомнилось?

В манере Брусничкина вообще было не поддерживать, а

обрывать разговор. А тут такое неожиданное обращение

Никулина к юбиляру задело самолюбие уже захмелевшего и

теряющего равновесие тамады, и он властно постучал ножом

по фужеру с предупреждением, определенно касавшимся

Никулина:

- Товарищи, прошу соблюдать порядок.

Тонкое стекло фужера со звоном разлетелось. Плоское

лицо Брусничкина побледнело, а большие уши, наоборот, ярко

порозовели. Он поймал на себе насмешливый взгляд Коли, и

пухлые алые губы его исказила высокомерная улыбка. Взгляд

Коли ему показался оскорбительным, и в Брусничкине

заговорило мужское самолюбие. Порывистым движением он

налил себе рюмку водки и стоя; не говоря ни слова, выпил. Это

была демонстрация, слишком откровенная и неумная.

- Посуда бьется к счастью, - спокойно сказал Олег и

встал, держа в руках наполненную рюмку. - Я отвечу на ваш

вопрос, Дмитрий Никанорович. Сильнее и ярче других мне

врезалась в память битва за Москву, суровая осень сорок

первого на Бородинском поле. Бои были и потом - в сорок

втором и в последующие годы, - тяжелые бои; ранение,

госпиталь. Многое улеглось в памяти, кое-что выветрилось, но

сражение у стен столицы, Бородинское поле запечатлелось в

памяти сердца навсегда, словно отлито из нержавеющей

стали.- Это верно, - негромко подтвердил Глеб Трофимович и

одобрительно закивал крупной головой.

- Об этом и Жуков говорил, - так же вполголоса напомнил

Думчев.