Бородинское поле

доброго, подумал, что он, Остапов, струсил, и доказал ему

личным примером, что опасения были напрасны: дырка

просверлена. С этими мыслями он, упрекая самого себя, все

сильнее нажимал на дрель и чувствовал, как хотя и медленно,

но все же уверенно углубляется сверло в металл стенки,

утопая в ней все больше и больше. Наконец и совсем

провалилось, легко пошло и погрузилось на всю глубину. Игорь

хотел облегченно вздохнуть по поводу окончания, но не успел.

Вообще он ничего не успел сообразить: в одно мгновение

раздался оглушительно трескучий взрыв, отбросивший его в

противоположный угол. Игорь не почувствовал ни крепкого

удара о стенку - а ударился он, к счастью, не головой, а

плечом, - ни самого звука, оглушившего его. На какие-то

минуты он потерял сознание. И когда очнулся, то увидел

склонившегося над собой старшего лейтенанта Федорова,

вернее, только его бледное, как бумага, лицо и глаза, черные,

растопыренные в испуге. Федоров почему-то беззвучно шавкал

ртом, как рыба, выброшенная на берег, и чего-то умоляюще

ждал от него, Игоря Остапова. Игорь не понимал, что именно

хочет от него командир. Он не ощущал боли, он вообще ничего

не ощущал. Он только глядел, медленно и устало, и видел, как

появились другие лица - товарищи по подразделению - и затем

стремительно ввалился запыхавшийся и взволнованный

подполковник Шпаков и тоже, как и Федоров, беззвучно шавкал

ртом. Тогда только Игорь обратил внимание на совершенное

отсутствие звуков. Это была не тишина, а что-то другое,

незнакомое ему, когда есть движения, энергичные, резкие,

когда люди пытаются говорить, а звуков и слов нет.

Потом его уложили на носилки, унесли, и он,

почувствовав слабость во всем теле, какую-то невесомость,

уснул. Проснулся в санчасти. В палате он был один. Прежде

всего, пожалуй, инстинктивно, чем осознанно, прощупал

самого себя. Все было на месте, при нем: руки, ноги целы. И

никаких болей. Лишь сухость во рту и монотонный шум в ушах.

Он напряг память и начал припоминать все по порядку.

Дрель... Сначала сверло шло туго, а под конец сразу легко,

провалилось. И взрыв. Значит, угодил в провода, замкнул. Но

почему же это не произошло раньше, когда старший лейтенант

сверлил первое отверстие? Просто ему повезло, Федоров

вообще везучий. Сам об этом говорил, даже хвастался. А ведь

могло и его вот так же. Могло быть хуже. А что хуже?

Этот неожиданный вопрос прозвучал в нем тревожно.

Игорь вспомнил: взрыв произошел как раз накануне

инспекторской проверки. Выходит, вся кропотливая работа

целого подразделения пошла насмарку. Ну конечно же:

выведен из строя агрегат - шуточное ли дело! Он представил

себе: приехала комиссия с генералом Думчевым во главе - и

вот вам сюрприз: сожгли дорогостоящий агрегат. И кто

виноват? Конечно же он, Игорь Остапов. Он сверлил, не

рассчитал, допустил небрежность. Поругают и старшего

лейтенанта, это естественно, но главным виновником будет он,

младший сержант Остапов. Не Федоров же. У Федорова

взрыва не произошло. Хотя, в сущности, старшему лейтенанту

просто повезло. "Повезло", - горько подумал он. Какое уж тут к

черту везение - все подразделение теперь на последнем

месте. Да что подразделение! Пятно на всю часть. А что

подумает генерал о нем, об Игоре? От такой мысли

становилось муторно, нестерпимо - хоть сквозь землю

провались. Только б родителям не сообщили. И как он теперь

будет смотреть в глаза товарищам, подполковнику Шпакову. . А

Думчев с ним и разговаривать не станет. И будет прав.

Немного успокоившись, Игорь стал заново вспоминать и

анализировать каждый свой шаг, начиная с того момента, когда

в его руках оказалась эта злосчастная дрель. И выходило, что

опасения его не были безосновательны, он не хотел сверлить.

В сущности, он выполнял приказ командира...

В коридоре послышались твердые шаги и негромкие

голоса. Собственно, он слышал лишь один голос - мужской, и

кажется, знакомый, кого-то напоминающий. Широко

отворилась дверь палаты, и следом за сестрой в белом халате

вошел Федоров. Вид у него был какой-то растерянный и

виноватый, словом непонятный, странный вид.

- Тебя пришли навестить, Остапов, - сказала сестра и,

словно спохватившись, спросила: - Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, - кивнул Игорь, настороженно глядя не на

сестру, а на старшего лейтенанта Сестра повернулась и ушла,

оставив их вдвоем. Федоров воровато посмотрел на

закрывшуюся за сестрой дверь и, неловко присев на табуретку

возле койки, спросил:

- Ну как ты? Что болит?

Игорь обратил внимание, что и у Федорова, как и у

медсестры, голос далекий и слова невнятные. Догадался: со

слухом не в порядке. Ответил негромко, без показного