На стене остановились ходики. Было без пяти семь.
Опираясь на руки, Ананьин пополз в переднюю. Он
рассчитывал, что в крестьянской избе должен быть подпол, где
можно будет укрыться, но, к досаде своей, не обнаружил в
передней подпола. Мысль работала напряженно,
подталкиваемая бешеным желанием выжить. Он знал, что
немцы не оставят его в покое, они вернутся в избу, как только
придут в себя. Он с трудом поднялся на руках, опустился на
стоящую у стенки лавку, машинально взглянул в окно и, к
своему ужасу, увидел идущих к избе все тех же фашистов. Но в
это время произошло что-то страшное. Точно дьявольский
ураган пронесся над Шевардино: воющий свист потряс воздух,
небо обрушило на землю десятки огромных железных сигар,
которые, взрываясь, исторгали огонь и сотни тысяч осколков.
Ананьин понял все: это дали залп наши "катюши". Он видел,
как немцы, не добежав до избы, упали на землю, вдавливая
себя в снег и закрыв руками голову. И Ананьина охватил дикий
восторг.
- Ага-а-а! Не нравится! - кричал он в окно
торжествующим голосом. - Что, получили, паразиты?! Ну еще,
"катюша", родная, садани еще! Ну дай же, дай им, гадам!
Он совсем не думал о том, что снаряд "катюши"' может
угодить в избу и разнести ее в щепки вместе с ним, Андреем
Ананьиным. Но, к его досаде, "катюши", сделав один залп,
замолчали. Ананьин с выжидательным любопытством смотрел
на немцев. Переводчик в судорогах корчился на снегу,
очевидно, был ранен; офицер лежал неподвижно в прежней
позе, держась за голову, а верзила эсэсовец поднялся во весь
рост, ошалело посмотрел вокруг, и вдруг его безумный взгляд
устремился на окно, в котором расплылось в ликующей улыбке
довольное лицо Ананьина. И тогда фашист выхватил из
кобуры пистолет, но не выстрелил в окно, а бегом бросился в
избу. Остановившись на пороге в позе профессионального
убийцы, он уставился на Ананьина тупыми, кроваво-бычьими
глазами. Ананьин понял, что произойдет в следующую секунду,
понял и захохотал в лицо эсэсовцу:
- Что?! Получили? Капут! Гитлер капут!
- Капут! - в тон выкрикнул фашист и разрядил в Ананьина
всю обойму.
А через четверть часа батальон ворвался в Шевардино,
завязав с батальоном СС рукопашный бой. Павел Голубев
озверело орудовал штыком и прикладом, крепко матюкался,
приговаривая: "Это вам за Ананьина! За Андрюшу!" Но Андрей
Ананьин ничего уже не видел и не слышал. Он лежал на
холодном грязном полу полуразрушенной избы с перебитыми
ногами и простреленной грудью, приоткрыв смеющийся рот.
Он был мертв. Не знал он о том, что спустя час после того, как
ударили по эсэсовцам "катюши", полковник Полосухин
докладывал генерал-майору Лелюшенко, что немцы выбиты из
Шевардино и что батальон, преследуя фашистов, ворвался в
деревню Фомкино.
- Молодцы! Давно бы так! - кричал в телефон командарм.
Но торжество было преждевременным. Частный успех
одного батальона, полка или даже целой дивизии - это еще не
победа. И день 16 октября принес на Бородинское поле много
огорчений.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
После, бомбежки и артиллерийской подготовки немцы
крупными силами пехоты и танков перешли в наступление на
всей полосе обороны пятой армии генерала Лелюшенко.
Гитлер торопил Бока, а тот в свою очередь поторапливал
Клюге, Гёпнера и Гота. Ночной морозец сковал землю и дал
больше простора для танков, бронетранспортеров и
мотоциклистов.
На правый фланг 32-й дивизии, где до сего времени
положение было более или менее благополучным и оборона
казалась прочной и стабильной, 16 октября ринулось около
пятидесяти танков. Отряд ополченцев и мотоциклетный полк
оборонялись отчаянно. Их бутылки с горючей жидкостью,
противотанковые ружья и гранаты, а также батареи
сорокапяток подожгли несколько танков и транспортеров,
прижали к земле пехоту у извилистых западных берегов реки
Колочь, но все это не дало возможности сдержать мощного
бронированного удара. В двух местах оборона лопнула, и в
образовавшиеся проломы хлынули танки, заняли деревни
Бородино, Горки и нацелились дальше на восток. Нависла
непосредственная угроза не только над КП Полосухина, но и
Лелюшенко. Гитлеровские танкисты уже ставили свои
автографы на гранитном обелиске, установленном на. месте,
где когда-то находился командный пункт фельдмаршала
Кутузова, на белых памятниках лейб-гвардии Егерскому полку
и матросам гвардейского экипажа. А фашистские пехотинцы
фотографировались на фоне огромного чугунного памятника в
виде креста, возвышающегося над старинной мортирой и
опущенным бронзовым флагом. Им не терпелось увековечить
себя на историческом поле русской славы, им было лестно
послать эти фотографии в Берлин как победные реляции. А с
колокольни бородинской церкви через речку Колочь тяжелый