Бородинское знамение

– По всему тоннелю для крупногабаритного оборудования были построены протяженные залы диаметром около десяти метров. Контрольно-измерительное оборудование установили в огромном зале под названием «Марс» площадью девятьсот квадратных метров. Для запуска УНК требовалось две с половиной тысячи магнитов сверхпроводящей структуры, весом примерно по десять тонн.

– Ничего себе!

– А как вы думали! Магнитная система – важнейшая система ускорителя! Чтобы запустить частицы по круговой траектории, нужны сильные магнитные поля. Кроме того, частицы нужно удерживать, чтобы они не отталкивались друг от друга и не разлетались. Поэтому магниты нужны не только такие, которые поворачивают частицы по кругу, но и так называемые фокусирующие магниты.

– Вы хотите сказать, что энергия ускорителя зависит от размеров магнитов?

– И от стоимости всей магнитной системы, что, в конечном итоге, и вышло проекту боком. Но я продолжаю. В Ухватово запустили протонный синхротрон и начали разрабатывать новый, самый мощный в мире ускоритель – УНК. Ни Тэватрон в США, ни Суперколлайдер швейцарской лаборатории ЦЕРН ни в какое сравнение с ним не идут. На синхротроне физики сделали несколько важных открытий, о которых вы сможете прочитать позже.

– Я прочту.

– Прекрасно, я очень ценю в вас пытливость ума. Учтите, что синхротрон планировалось использовать в качестве первой, «разгонной» ступени для ускорителя УНК. В проекте предполагались две ступени, обе они должны были разместиться в одном кольцевом тоннеле, размерами превосходящем кольцевую линию московского метро. Строительством, кстати, и занимались метростроевцы. Новейшую технику, с помощью которой они прокладывали тоннели, Советский Союз закупил за границей. Стапятидесятитонные заграничные машины бурили грунт с высочайшей точностью прохождения – погрешность составляла всего два с половиной сантиметра. Для укрепления сводов тоннелей их выстилали тридцатисантиметровым слоем бетона с металлоизоляцией…

По мере продвижения рассказа, профессор все более увлекался. Павлу показалось, что Кирилл Христианович в этот момент слышит и шум работающих двигателей, и возгласы рабочих.

– Согласно официальным отчетным документам, только инжекторный тоннель оказался стопроцентно завершенной частью комплекса: в нем было установлено вакуумное оборудование, системы откачки, электропитания, управления и контроля. Его оснастили магнитами, которые обеспечивали поворот проходящего протонного пучка. Фазовый объем пучка, выпускаемого из синхротрона, необходимо было согласовывать с поворотной структурой канала, что обеспечивалось ионно-оптической системой. Планировалось построить отдельный тоннель для заземления частиц, разогнанных в УНК, вывести его в озеро Байкал, на дне которого должен был быть установлен специальный детектор. А потом, как гром среди ясного неба, последовал развал Советского Союза…

– И работа заглохла?

– Не сразу. Когда СССР развалился, начались проблемы с финансированием. Многие «стройки века» останавливались: некоторые консервировались до лучших времен, остальные превращались в руины. УНК мог быть заброшен сразу же, но если бы он разрушился, его затопили бы грунтовые воды, в этом случае он представлял собой страшную экологическую угрозу. При этом и стоимость консервации тоннелей оказывалась слишком высокой. Поэтому работы в нем продолжались, и подземное кольцо тоннеля удалось замкнуть. Тем не менее, заказывать оборудование и сохранять зарплаты оказалось невозможно. После того, как наши физики решили принять участие в запуске Большого адронного коллайдера, известного как БАК, от завершения УНК отказались окончательно.

– А что там сейчас?

– Теперь это место окружено легендами. Кто-то говорит, что там хранятся ядерные отходы, кто-то настаивает, что в тоннелях устроена грибная ферма, а кто и предполагает там нахождение «правительственного бункера». Молодежь настырно пытается спускаться в шахты, поэтому многие из них забетонированы, и считается, что там постоянно ведутся работы по откачке воды. Однако мой зять, Петр Кроль, утверждал обратное. Он все твердил о том, что УНК работает сам по себе, называл его не иначе как «Цель» и заявлял, что неоднократно перемещался с его помощью в другие миры и возвращался обратно.

– Ух ты! – восхитился Павел. – Петр Егорович тоже работал с вами?

– Петр – талантливый ученый. Но он посвятил свою жизнь не науке, – сухо заметил Дитерлих. – Его поработили чувства. Сложные мужские чувства, которые принято называть любовью. Вы что-нибудь понимаете в любви, юноша?

Жар бросился в лицо Павлу: он почувствовал, что краснеет.

Зойка