Бороться, чтобы дышать

— Я злюсь, что ты ждала до этого мгновения, чтобы сказать мне о своей любви, — говорит он, тянется рукой к рулону туалетной бумаги и, размотав, протягивает ее мне.

— Почему ты злишься? — смущенно спрашиваю, вытирая глаза.

— Это должно было стать одним из запоминающихся моментов, — говорит он, нежно гладя мою щеку.

Я улыбаюсь, удивляясь самой себе, затем наклоняюсь и трусь носом о его нос.

— Я не запомню то, как это сказала я, но воспоминание о том, как это говорил ты, унесу с собой в могилу.

— Клянусь богом, ты меня убьешь, — ворчит он, притягивая меня ближе, пока я не сажусь на него верхом.

Положив руки ему на плечи, опускаю лицо, пока наше дыхание не сливается. В этот момент мы оба молчим. Не знаю, что он думает или чувствует, но вижу, что он хочет мне что-то сказать, однако не знает, как это сделать.

— В чем дело? — шепчу я, передвигая руки, чтобы обхватить его лицо.

— Ни в чем, это подождет, — говорит он, улыбаясь, но замечаю, что улыбка не доходит до его глаз.

Прежде чем успеваю спросить, что подождет, он снова меня целует, поднимается и ставит на ноги. Поклявшись узнать все позже, подхожу к раковине и плещу немного воды на лицо, благодарная тому, что не нанесла много макияжа, и воспользовалась водостойкой тушью. Пока вытираю руки и лицо, он обнимает меня за талию, касаясь губами шеи.

— Тебе не обязательно туда возвращаться. Можешь подняться в комнату, или…

— Я не собираюсь прятаться, — говорю, глядя на его отражение в зеркале.

— Если ты туда вернешься, знай, что они будут вести себя наилучшим образом.

— Потому что ты их заставил, — хмурюсь я. Не хочу, чтобы они были добры ко мне ради него. Я хочу, чтобы они просто приняли мои извинения и жили дальше.

— Не из-за меня, из-за тебя. Ты только что вывернула всех за этим столом наизнанку.

— Мне…

Его руки сжимаются вокруг меня, обрывая извинения прежде, чем они успевают слететь с губ.

— Ты же не собираешься сказать, что сожалеешь об этом дерьме. Им следовало держать рот на замке. Они должны были доверять мне достаточно, чтобы понимать, я знаю, что делаю, и мне их вмешательство не нужно.

— Они любят тебя, — ласково напоминаю, и его взгляд смягчается.

Он качает головой и целует меня в висок.

— Готова?

Я снова киваю, и он берет меня за руку и выводит из ванной. Как только мы входим в столовую, разговор прекращается, и Шейла встает со стула, направляясь ко мне. Ее глаза покраснели, а губы припухли. Могу сказать, она плакала, и мне плохо от того, что причиной тому — я.

— Прости, Лея, — говорит она, беря меня за руку.

— Все в порядке, — машинально отвечаю я.

— Нет, не в порядке. — В ее глазах снова показываются слезы, и она неловко переминается с ноги на ногу, как ребенок, который не знает, что делать. — Можно тебя обнять? — шепчет она. Я киваю, она обнимает меня и всхлипывает. Я неловко похлопываю ее по спине, потом чувствую объятия еще одной пары рук, и тут же понимаю, что это Брэ, и она тоже плачет.

Удивительно, но во время наших объятий я не плачу. Я даже не знаю, какие эмоции испытываю. Затем к нам подходит отец Остина, оттаскивая жену, а следом за ним и Шон, который прижимает к себе Брэ.

— Нам очень жаль, Лея. Мы даже не подумали о том, что ты, должно быть, тогда испытала. Мы так расстроились тем, как ты ушла, что, увидев тебя сейчас, эмоции взяли верх, — говорит Шейла, вытирая глаза.

— Я понимаю, — говорю, заламывая руки и чувствуя неловкость от такого поворота событий.

— Мы можем начать все сначала? — спрашивает Брэ, а я смотрю на нее и кусаю губу, не в силах даже понять, что, черт возьми, происходит у меня в голове.

Часть меня хочет спросить «зачем?», пятнадцать лет назад мы даже не разговаривали. Тогда мы не были близки, и я не ожидала, что сейчас что-то изменится. Все, чего я жаждала, чтобы они взглянули на ситуацию с моей точки зрения, посмотрели на нее глазами молодой девушки, только что потерявшей отца из-за образа жизни, который вел и ее жених. Эта мысль причиняет боль, ударяя в самое сердце. Остин по-прежнему рыбачит, с ним все еще может что-то случиться. А я не знаю, стала ли я сейчас сильнее, чем была тогда.

— Лея, — голос Остина и его рука на моем бедре заставляют повернуть голову к нему. Вид беспокойства в его глазах наполняет грудь чувством вины. Я должна попытаться, ради него.

— Мы можем начать все сначала, — мягко говорю, глядя то на Брэ, то на Шейлу. Обе женщины кивают, но они все еще выглядят неуверенными в том, как себя вести, отчего я испытываю только еще большую неловкость.

— Давайте вернемся к ужину, пока дети не проснулись, — говорит Шон, разряжая напряжение в комнате.

— Налью себе еще бокал вина. Кто-нибудь чего-нибудь хочет? — спрашиваю, направляясь на кухню, потому что мне нужно еще несколько минут перед тем, как снова сесть с ними за один стол. Атмосфера, может быть, и разрядилась, но сердце все еще болит.