Фаддей был мой давнишний приятель. Его, как и меня, подростком забрали в центр, но там пути наши надолго разошлись. Фаддей выучился прыгать на парашюте, но потом его, как и меня, вытурили назад за неуспешность; в этом судьбы наши весьма схожи. Парашютистов власти вскоре вообще отменили, но что-то замкнулось навечно в сознании Фаддея и он всё равно прыгал и прыгал откуда придется, чтоб не терять навык, - с деревьев, с крыши, ну и вообще отовсюду, где было повыше. Уже все ноги у него по десять раз были переломаны, однако с нашей медициной, хвала Прогрессу, специалиста просто так не угробить - новые ноги растут, как известно, много крепче старых. Фаддей был чужим в наших краях, родом откуда-то с Севера, и его тамошнее детство оставило в психике моего товарища неизгладимый след: он так и не прижился у нас, называл элементы убранства пеших дорожек в поселке диковатым словом "поребрик" и по любому поводу вставлял в разговор непонятное "Кузьмолово - враг Парголова".
Раздумывая о кандидатуре Фаддея, я незаметно для себя домчался до поселка. Наскоро переобмундировавшись, я еще через полчаса наконец добрался до речки.
Солнце давно перевалило зенит, охранники важно кивали мне из травы головами, утки на берегу орали как оглашенные. Я разделся донага и вступил в довольно прохладную воду.
Речка наша неглубока и неширока - наверно поэтому из нее и не сделали девочку; во всяком случае в этот раз всю одежду я взял с собой и в полсотни гребков свободной рукой и ногами уже пересек водную гладь, лишь слегка подмочив кое-что из моих вещей.
Обтершись исподней футболкой, я снова оделся и отправился искать пасеку. Мой допуск, устроенный Енисейкой, отлично действовал: голова на этот раз была свежая и ясная.
Скоро я заметил в воздухе первых пчел и, недолго думая, пошел в том же направлении, в котором летели они.
Пчелы были огромные, с пол-ладони размером, и жужжали весьма угрожающе, хотя, похожи, и не обращали пока на меня внимания.
Наконец показалась заброшенная пасека. Я огляделся. Когда-то здесь наши деды клянчили милостыню у природы. А теперь! Слава Прогрессу - если пчелы, которых я видел, предназначены для выделки мёда, понятно, почему в лабазе от него у нас ломятся все полки. Ну и пусть они клоны, и что? Кому, ну кому от этого плохо?
И мне вдруг страшно захотелось природного медку! Однако новые пчелы, казалось, вообще не интересовались старыми ульями и носились, жужжа, туда и сюда по каким-то своим особым делам.
"Тут нужен повытчик..." - внутренне согласился я с девочкой Енисей и надолго задумался, озираясь.
У ног тем временем зашуршало. В высокой, чуть не по пояс траве как из ниоткуда вдруг появилась Матильда.
- Отдал? - не здороваясь, тут же спросила она.
- А то! - неохотно поддержал я панибратский тон.
- И что он? - уточнила куница.
- Откуда я знаю?! Или ты думаешь, что он тут же взялся за чтение?
Мне было стыдно. Про то, что я велел Мурзику зайти ко мне вечером, я забыл вчера начисто. Книжка про революцию нетронутой осталась лежать у меня в кухне, сам я с ночевкой умчался на лошади к Каме, и теперь мне приходилось краснеть перед куницей и врать экспромтом.
- Я, собственно, так... - пояснила Матильда. - Случайно тебя заметила.
- Тогда пока! - обрадовался я поводу расстаться. - А то я тут на задании.
- Давай-давай. Ты же теперь в фаворе у Енисейки... Только помни: две ноги хорошо, а четыре лучше. Это еще Исполин Оруэлл сказал в Великой Книге...
Она еще что-то невнятно фыркнула и скрылась в траве.
Мой обход пасеки занял не менее двух часов. Я осмотрел и проверил все ульи, заглянул в каждый из них через леток, кое-где даже попытался приподнять присохшую к улью крышу - в общем к концу обхода мне было совершенно ясно, что лучшей кандидатуры на должность пчелиного куратора, чем мой Фаддей, просто не отыскать.
Мне не удалось выяснить, куда именно устремляются в полете новые, крупные пчелы, кроме того я совершенно не заметил на пасеке пчел обычных... но какое мне, собственно, должно быть до этого дело, если моя область приложения сил - коты? "Вот пусть Фаддей со всем этим тут и разбирается", - решил я и двинулся назад, к речке.
На берегу я снова разделся, перебрался, как мог, через наш небурный поток, а через полчаса уже стоял на крылечке управы и беседовал с одной из своих волонтерок, случайно заглянувшей к старосте.
На звук наших голосов из кабинета показалась смотрящая.
- Что балагурим? - без выражения поинтересовалась она. - Все дела переделаны?
Тетка-волонтерка тут же соскользнула с крыльца и скорым шагом направилась по месту службы. Я же, наоборот, вошел за начальницей в темный коридор.
- Докладывайте... - приказала Енисей, когда мы расселись по местам в ее комнатке.
- Пасека обследована, - начал я бодро свой отчет. - Явных нарушений указаний властей не замечено. Пчелы заняты делом. На место повытчика предлагаю Фаддея. Всё.
- Фаддей, Фаддей... - повторила Енисей, что-то вспоминая. - Тоже учился в центре? Парашютист?
- Так точно.