Читаем Бортовой журнал 7 полностью

Да его освободить надо, господа нетутошние, освободить этого беднягу хотя бы от солярки. Ему, фермеру, нужен биореактор, в который загружается дерьмо от четырех его коров, а на выходе получается биогаз – так, как это давно уже сделано, если не ошибаюсь, англичанами для вьетнамских крестьян. И на этом биогазе должен обогреваться не только тот сарай, где у него буренки содержатся, но и дом фермера. И вся его техника: машины, тракторы и все прочее – должны работать на этом биогазе. И еще хорошо бы ему ветряк соорудить на участке на три киловатта – тоже какое-никакое подспорье. Нельзя ему зависеть от солярки. Ему и элеватор свой собственный нужен. Маленький такой, чтоб, значит, по дешевки перекупщикам ничего не сдавать. Ему много чего нужно, этому бедняге нашему с четырьмя коровами, а он получит только то, что вы треснете прилюдно по стакану молочка. Вот, блин, история!

* * *

Начали подстригать траву.

Сначала ее посеяли, а потом, когда она подросла, ее начали подстригать.

Если дело и дальше так пойдет, то ее научатся и поливать, и тогда у нас в городе появятся настоящие английские газоны.

Лет через сто, конечно, но появятся, а там и до закона недалеко.

Почему я так считаю?

Потому что закон служит вечности, то есть закон позволяет сохранить государство в течение длительного времени, и самое длительное – это вечность – то, к чему стремится все живое и неживое и что так трудно достигается. Закон – это стремление к вечности. Он должен быть прост, понятен и должен исключать разночтения. Как вам, например, такой закон: «Трава должна подстригаться»? Три слова и никакого разночтения.

Но почему должна подстригаться трава?

А потому что при взгляде на подстриженный газон возникает мысль о том, что так было всегда. Всегда газон был именно в таком виде. Возникает мысль о неизменности, то есть вечности. И если начали у нас растить газоны, начали их подстригать, а скоро и поливать научатся, то это может означать только одно – хочется закона, то есть неизменности.

Хочется все сохранить.

То есть желание сохранить траву перетечет в желание сохранить камни мостовой, здания, старину, город, жителей, традиции, культуру.

Отсюда рукой подать до желания сохранить государство.

А все начинается с травы – «Трава должна подстригаться».

* * *

Благородной глухотой и неподатливостью к убеждениям должна награждать их природа.


* * *

Тут меня недавно спросили, как я отношусь к «Единой России». Я сказал, что никак. А потом я подумал, что в этом моем отношении стоит покопаться – а вдруг там найдется рациональное зерно? И я начал копаться – самому же интересно, в конце концов, осознать, что является причиной столь стойкой идиосинкразии не только к упомянутой партии, но и вообще ко всем существующим партиям.

Кстати, слово «партия» в нынешнем варианте происходит, как мне сильно кажется, от английского слова «пат» – часть, то есть разграничение – для части, не для всех.

А древнее китайское значение иероглифа «партия» (Сюй Шен, 147 г. н. э.) состоит из двух корней, означающих «любит темное». Конфуций как-то заметил: «Благородный человек сдержан и не борется; он общителен, но не присоединяется к партии». Далее, в «Беседах и суждениях» он более откровенен и так говорит о партии: «Люди, которые объединяются для сокрытия своих неприглядных действий и образуют партию». То есть как-то сразу становится понятно, почему до сих пор нет «Партии Порядочных Людей».

Маленькие политические группы в китайской истории назывались «пэндан» – очень незавидное слово, синонимом которого является «группа негодяев», и ассоциируется оно с людьми, вовлеченными в сговор с эгоистическими целями.

А теперь вспомним нашего классика: «Хочу сиять заставить заново величественнейшее слово ПАРТИЯ» – о как, заново! То есть раньше – «группа негодяев», а теперь – пора сиять. И воссияли. М-да.

И потом, если «единая», значит, нет единства, а если «справедливая» – нет справедливости. По-моему, это очевидно.

И все-таки в моем стойком отвращении больше китайского и исторического, чем текущего и местного. Кажется, так.

* * *

Звонит мне корреспондент: – Вы уже слышали, что было на «Авроре»?

После экономического форума все его значительные участники отправились на «Аврору», где перепились и облевали все что могли.

– Да, слышал.

– Как вы это прокомментируете? Разговоры по городу: «На «Авроре» они все облевали и обос… ли». – «Неужели?» – «Ужели. Все никак гальюн было не найти». – «Надо же! А Хохлома наша была?» – «Была». – «А этот, как его…» – «И этот был». – «Тоже?» – «Тоже. Теперь, говорят, прокуратура возбудила дела против тех СМИ, что все это со вкусом описали». – «А это можно было описать без вкуса?»

Да. Можно было. Перепились и облевали богиню утренней зари. Самое время теперь вспомнить о требовании привлекать к суду тех, кто отвратительно относится к нашей победе в Великой Отечественной войне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука