Бортовой

– Счастье человечества перестало быть громким лозунгом только при моей жизни, молодой человек. И кровавый след за нами тянулся много тысяч лет, от пещер до эпохи последнего суперкризиса. Не стоит отказывать разумным существам в способности к развитию лишь на том основании, что у них примитивное общество.

– В двух словах – «давно ли сами были такими», – коротко хохотнул я. – В общем да, с вами не поспоришь. Но мне всё равно не дают покоя эти развалины. Как бы там ни было, а многовато их для такой немногочисленной расы. Местных же, если верить моим атмосферным зондам, от силы пара миллионов на огромный континент, причём вместе с дикарями.

– Интуиция пилота? – Щербаков давно примелькавшимся жестом поправил очки.

– Можно сказать и так.

– В таком случае вы не будете возражать, если я немного подкорректирую программу зондов?..

Вуур сутками не показывался из своей каюты, читая или просматривая фильмы. Том от скуки гонял на квантовом ядре – на моём квантовом ядре, пиндос хренов – авиасимулятор, причём релиз «Вторая мировая». Им двоим откровенно нечего было делать в этой миссии. Никто не болел, перелётов, требующих работы пары пилотов, пока не предвиделось. Остальное делали учёные и технари. Да, насчёт технарей… Братья Мацунори так у нас и прижились, а вот на месте лже-Маркуса, спалившегося шпиона реликтов ушедшей эпохи, образовалась текучка. Хуан-Фернандо был всем хорош как техник, но рот у него не закрывался ни на минуту, и в эту дырку вываливалась вся его мозговая деятельность. Он даже во сне разговаривал. Яо, наоборот, молчал как камень, и вскоре сам подал рапорт о переводе с формулировкой «не нашёл общий язык с командой». Есть у меня подозрения, что ему не понравилось работать бок о бок с двумя японцами, но подозрения ещё не уверенность. Хотя я и поделился ими с психологами станции. Третий, Коля Свечин, мой земляк со Слобожанщины, тоже был не без «пунктиков». Во-первых, он не переносил запаха кофе, а во-вторых, настаивал, чтобы его называли Ник. Второе ещё куда ни шло, учитывая, что его мама родом из Далласа, и в детстве он часто проводил каникулы у техасской бабушки, а вот с первым пунктом возникали проблемы. Том без кофе жить не мог, и случалось, что ароматами эспрессо или капучино благоухали все коридоры до самой защитной зоны реактора. Тогда Ник врубал на всю катушку систему очистки воздуха, расходуя сверх лимита драгоценные ресурсы системы жизнеобеспечения. То есть и я тоже, получается, не оставался в стороне от их кофейного противостояния. Парни ни разу в открытую не сцепились, да и я ограничивался скромными словесными замечаниями обоим, но если так пойдёт и дальше, придётся усаживать их, образно говоря, за стол переговоров. Пускай компромисс вырабатывают.

Час утекал за часом, как капли воды в античной клепсидре. Вахта сменялась вахтой. Я даже умудрился, спихнув управление на Тома, отключиться от реальности и немного поспать. Научиться спать, будучи мозгом космического корабля, непросто. Нужно было нащупать порог, после которого сигналы от сенсоров прерывали сон. Спал я редко и видел на удивление яркие сны, которые запоминал намного лучше, чем раньше. А некоторые и хотел бы забыть, да не получается. Можно стереть файл из недр моего ядра, но как стереть след, оставленный на душе?.. Тем не менее сон позволил лишь на время отъединиться от всепоглощающей рутины. Пробуждение – и снова за работу. За монотонную работу командира корабля, обязанного проверять всё и вся на борту. Я ведь бортовой. Разновидность домового, так сказать.

Зонды тем временем делали своё дело. Постепенно снижаясь, они виток за витком сканировали планету на сотни метров вглубь. Профессор Щербаков, заполучив в компаньоны нашего ангела-хранителя – Эрнеста, – занимался первичной обработкой данных. Там углеводороды, там железо, там никель, там олово, медь, цинк, редкоземельные металлы, уран и трансурановые, в морях колоссальные залежи гидрата метана. Разве что солевой состав океанов отличается от земного, да алюминия по сравнению с земной концентрацией мизер, а так планета в плане геологии почти точная копия Земли и Чулана… Словом, нашлась вся таблица Менделеева, без сюрпризов в виде громадных аномалий или минералов с уникальными свойствами. Я засёк кое-где примитивные рудники – медь и олово. Местные наверняка знают бронзу. Что ж, здесь и правда нам задерживаться незачем. Доложимся на станцию и пойдём дальше, у нас автономная разведмиссия на полгода.

Ещё сутки – и я скомандую экипажу «по местам». Это действительно тяжело – глядя на других, видеть себя. Пусть себя прошлого, но всё равно стыдно и неуютно, когда судьба раз за разом толсто намекает: мол, помните о граблях, по которым прошлись.

Интересно, я один тут с такой рефлексией?