Бортовой

Где-то там, прямо под нами, в облаках посверкивали молнии: грозовой фронт. Громкие щелчки разрядов глушили едва слышимые сигналы неведомой радиостанции, но чередование точек и тире полностью забить не могли. Нужно сравнить мощность сигнала и понять, приближается гроза к источнику или удаляется. Наверное, приближается: «морзянка» становилась всё тише. Так. Надо поторапливаться. Тот, кто построил передатчик, наверняка в курсе основ электротехники и понимает, что такое гроза. Значит, он скоро оставит свои попытки связаться с нами. А может, и вовсе разочаруется, покинет дислокацию.

«Есть, я его засёк, – Том вывел визуальную картинку с точными координатами передатчика. – Когда вылетаем?»

«Как только вы с Вууром наденете скафандры и погрузитесь в самолёт».

«Тогда я пошёл. Переключаю связь на звук».

«Принято».

Самолёт аккуратно выплыл из ангара минут через двадцать. Сигнал к тому времени был едва слышен. Но мы уже знали, куда лететь.

Да, мы. Том, Вуур и я – в качестве одного из своих контуров, полностью переключившегося на контроль систем пилотируемого модуля. Во-первых, там человек или группа людей, которым нужна наша помощь. Во-вторых, там поверхность планеты, запретной для посещения, кроме экстраординарных случаев… Наконец, в-третьих, мне просто интересно. С тех пор, как стал космическим кораблём, летать в атмосфере и садиться на планету не доводилось.

Что ж, такое упущение стоит исправить. Повод-то какой!

Что вы знаете о раздвоении личности? Ручаюсь, вы ровным счётом ничего не знаете о раздвоении личности. А мне волей-неволей приходится с этим жить.

Что любой космической корабль – это, по сути, единый организм, я убедился очень давно, ещё когда был обычным пилотом. В нём всё связано со всем, нужно только хорошо знать эти связи и управлять ими. Посадочные модули, имевшие бортовые компьютеры ненамного хуже головного, могут выполнять и автономные миссии, но всё равно я чувствую «самолёты» точно так же, как прочие системы «Арго». Как собственные части тела. Поначалу я придумывал им ассоциации – это, мол, глаза, это уши, это осязание, и так далее, – но не преуспел, слишком уж широкий диапазон возможностей у моих новых органов чувств. Потому просто забил на классификацию, ограничившись понятиями «слышу, вижу, чувствую», а уж каким образом это у меня получается, неважно. Я и в этот полёт мог бы ограничиться постоянным каналом связи самолёта с моим ядром, но слишком велик был соблазн коснуться тверди земной. Не ногами, так посадочными штангами, в моём случае сие безразлично. Соскучился, понимаешь, по естественной гравитации.

Мне-«главному» – сиречь ядру головного компа – впервые за всю квантовую жизнь пришлось выделить из себя самостоятельный контур сознания. До сих пор мои псевдоличности всегда были на плотной связи с «первым» и под его прямым контролем. Сейчас я рискнул разделиться, и ощущал себя одновременно в двух местах. Я-«первый» привычно правил своим электронно-механическим царством, я-«второй» благополучно вёл пилотируемый модуль сквозь атмосферу планеты в паре с Томом, держа с собой-«первым» связь по обычному пилотскому каналу. И не испытывал при этом никакого дискомфорта. Словно с братом-близнецом разговаривал.

– Полградуса правее, – у Тома больше опыта атмосферных полётов, потому за штурвалом модуля главный всё-таки он. – Майк, что за фигня? Ветер прямо-таки ураганный, а мы ещё на двенадцати километрах.

– Планета теплее Земли, и у неё здоровенный спутник, – ответил я. Я-«второй», присутствовавший здесь в виде ИИ-пилота. – Тут у моря погодка ещё та, ваши пиндостанские ураганы отдыхают, а в прибрежной зоне километров на полтораста вообще постоянной жизни нет из-за приливов.

– Наш радиохулиган сидит именно в зоне прилива.

– И правильно делает. Местные наверняка туда не рискуют соваться. Потому давай оперативненько, чем быстрее управимся, тем меньше шансов искупаться.