Бортовой

Беглое гравитационное сканирование системы показало наличие семи плотных планет со спутниками и четырёх газовых гигантов, самый большой из которых можно было бы спокойно поделить на два Юпитера. И ещё на половинку Сатурна осталось бы. Оранжевая звезда массой в полтора Солнца тоже создала «пояс жизни», и в этом поясе крутились сразу две планеты – четвёртая и пятая. Согласно инструкции, мы в первую очередь ищем населённые миры, и только во вторую – ценные ископаемые. Потому двух мнений не было: идём к четвёртой планете. Тем более, первичные признаки возможности жизни на её поверхности видны даже с приличного расстояния: плотная атмосфера, крупный спутник, комфортные для нас температуры и весьма вероятное наличие жидкой воды… Чужая жизнь… Это действительно интересно и самую малость страшно. Страшно не потому, что мы боимся встретить зубастых-когтистых, а своей непредсказуемостью. Опыт исследователей Содружества говорит, что большая часть высокоразвитых рас достаточно дружелюбна к чужим. Чем выше уровень развития, тем выше процент гостеприимных аборигенов. Да уж. Стыдно вспомнить реакцию некоторых соотечественников на новость о первом контакте с посланцами Содружества. Ребёнком был, а помню эти перекошенные лица, оловянные глаза, распяленные в вопле ненависти рты: «Они скоты, животные! Нечего венцу творения – человеку – якшаться со всякими мерзкими тварями!» Этих приструнили достаточно быстро, тем более что и было-то их немного. Сим фактом стоило бы гордиться, а меня по сей день пробирал жгучий стыд. Стыд за то, чего я не совершал, но ведь те… типы тоже были людьми, не так ли?

Кто и как встретит нас здесь?

Меня немного напрягало отсутствие каких-либо структурированных сигналов в электромагнитном диапазоне. Правда, это ни о чём пока не говорило, в Содружестве есть высокоразвитые расы, пошедшие по пути биоцивилизации. Но по мере приближения к четвёртой планете оптимизм постепенно угасал у всех. Даже у Джимми, который до последнего не мог поверить в то, что видел.

Я затормозил «Арго», уравняв скорость с планетой, и мы все смогли полюбоваться этой мрачной картиной…

Планета была населена высокоразвитой технологической расой. Притом совсем недавно. Ещё крутились вокруг неё искусственные спутники, ещё поблёскивали купола лунных городов, ещё виднелись звездообразные пятна – мегаполисы. Но признаков жизни не подавало ни одно техносооружение.

Первое же обследование атмосферы дало ответ, почему.

В любой кислородной атмосфере рано или поздно формируется озоновый слой, защита от ультрафиолетового излучения звезды. Здесь он отсутствовал как данность.

Нет, жизнь не исчезла полностью. Я видел пробивающуюся сквозь корявые мёртвые стволы тёмно-зелёную растительность. Кустики и травы на месте некогда мощных лесов. Мои сенсоры чувствовали довольно серьёзную биомассу, камеры засекли множество норок и их обитателей – крысоподобных животных о шести лапках. Но они же, камеры, видели и цельные костяки, и россыпи множества выбеленных солнцем останков крупных животных. И… местных жителей.

Города высокоразвитой цивилизации стали колоссальными кладбищами.

Мне было страшно.

Нет, вы не понимаете.

Мне – космическому кораблю – было страшно.

– Я сравнил коррозию металлических конструкций с базой данных, – увиденное так потрясло Тома, что он даже забыл выругаться. – Сплавы железа в основном. Если климат здесь похож на наш, то всему этому аду лет сорок, от силы пятьдесят.

– Ионизация повышенная, – сказал Эрнест, просматривая данные на своём терминале. – Но никаких следов распада урана или трансурановых элементов. Значит, если и была война, то взрывали исключительно водородные боеприпасы.

– Чтобы получить такой уровень ионизации спустя сорок-пятьдесят лет, нужно взорвать боезапас раз в сто пятьдесят больше современного земного, – засомневался Щербаков. – Притом одновременно. Но я не вижу воронок от взрывов. Просто не вижу.

– То есть это…

– Гамма-взрыв. Сверхновая. Пять-шесть тысяч световых лет отсюда. Будь эпицентр ближе, у планеты снесло бы атмосферу и выжгло поверхность на километр вглубь. А так мы видим то, что видим… Это природная катастрофа, друзья мои.

– Что не отменяет её трагичности, – хмуро заключил Вуур. – Всеобщую войну ещё можно предотвратить, договорившись. Катастрофу космического масштаба – никогда. И мы… Мы опоздали.

Звезду-убийцу мы нашли быстро. Крошечный, но мощный магнетар[5], окружённый слабо светящейся туманностью – всё, что осталось от огромной массивной звезды на окраине Галактики. Взрыв, случившийся четыре тысячи восемьсот лет назад, разнёс в клочья звёздную оболочку, превратив ядро в маленький, километров тридцать в поперечнике, но очень тяжёлый шар, состоящий из чрезвычайно плотного «нейтронного вещества». Магнитное поле этого быстро вращающегося шарика было таким плотным, что не излучало в радиодиапазоне. Только жёсткий рентген и гамма. По этим следам мы преступника и вычислили.