Боруэлла

– Разговаривает, – кивнула я. – Только по-особенному.

– По-особенному? Это как?

– Детские песенки поёт, которые здесь, на земле придуманы, – объяснила я. – Практически постоянно. Но нравятся только весёлые, а когда оно весёлых песен долго не слышит, то наступает музыкальное голодание. И тогда солнце старается за тучу спрятаться, показывая своё недовольство. О себе песенки любит очень. Очень. Ну просто обожает песенки о себе.

– Здорово! – сказал Вадик. – А что оно сейчас поёт?

Я внимательно прислушалась. Солнце снова, в который раз за четыре миллиарда лет, пело о себе. Но песня мне была незнакома:

Жёлтое Солнце

с веснушчатым носом,

Можно к тебе

обратиться с вопросом?

Может быть, знаешь,

может быть, видишь,

Есть ли на Марсе жизнь?

Жёлтое Солнце,

я не учёный,

Просто я еду

в десятом вагоне.

Нас легонько тряхнуло,

и я вдруг подумал —

Есть ли на Марсе жизнь?

Вдруг были там жители

теплолюбивы,

Но твоего им тепла

не хватило…

Может быть, знаешь,

может быть, видишь,

Где же они сейчас?

А если на Марсе

и жили марсонцы,

Может, они

поселились на Солнце?

Наверно, ты знаешь,

наверно, ты видишь,

Есть ли на Солнце жизнь?

Они не сгорели,

а просто согрелись,

Они сомневались,

но всё же остались.

Я сам теперь знаю,

я сам теперь вижу:

Вот где на Марсе жизнь!

Пока я слушала песню, Вадик постоянно дёргал меня за рукав, повторяя: «Ну что, что оно поёт, расскажи!» После прослушивания песни я мысленно сделала её аранжировку, представила, как эту песню поёт детский хор (потому что голос у солнца был откровенно слабый, звезды из него явно не получилось бы), и уже в таком виде повторила услышанное. Вадик был в восторге! Он слушал меня, а смотрел на солнце и улыбался, качая в такт головой и размахивая руками. Мне даже немного обидно стало – ведь аранжировка-то моя! А без неё – какая у песни популярность… Наверное, я немного перестаралась с громкостью, потому что проходящий мимо парень лет пятнадцати сказал восхищённо: «Ни фига себе плеер!», а из окон высовывались люди. Некоторые из них требовали срочно прекратить безобразие. «Суббота, два часа дня, люди ещё спят!», – заявил один из высунувшихся. Мы с Вадиком не обращали на них никакого внимания.

– А стихи оно любит? – с придыханием спросил Вадик.

– Стихи… – задумалась я. – По-моему, любит. По-моему, оно само на них музыку придумывает.

– А белые стихи? – поинтересовался Вадик.

Это какой-то разведчик, а не Вадик! Зачем ему знать столько несущественных подробностей? Кто его этому научил? Когда? Как много у меня вопросов, и ни одного ответа!

– Эй, солнце! – крикнула я вверх. – Ты белые стихи любишь?

– Белые стихи, оуо, хи-хи-хи-хи, оуо… – пропело солнце и сразу же переключилось на любимую песню «Солнечный круг».

– По-моему, любит, – неуверенно сказала я.

– Тогда вот для него стихотворение, – смущённо сказал Вадик. – Белое. Про него, – и стал читать:

Если улыбнёшься,
То я не буду плакать,
Ведь плакать очень глупо,
Когда смеётся солнце.

Ой. Похоже, мне каким-то образом удалось заразить Вадика тягой к поэзии. Я не хотела, правда! Это случайно получилось. Ещё я подумала, что из Вадика, похоже, вырастет не танцор, а абстракционист. И сказала ему:

– Хорошее стихотворение. Не знаю, как солнцу, но мне понравилось.

– Правда? – спросил Вадик.

– Правда, – ответило солнце.

Танцуют все!

Солнце солнцем, а суббота субботой. Надо было срочно занять себя чем-то бесполезно-поучительным.

– Куда пойдём? – спросил Вадик, после того как мы прошагали в неизвестном направлении километра три. Впрочем, во время прогулок мы беседовали, так что это их оправдывало.

– Может, на месте постоим? – предложила я и, мечтательно закрыв глаза, продолжила: – Песенки попоём, дадим внеурочный концерт, соберём вокруг себя весь город… Все будут восхищаться, аплодировать и бросать нам цветы – букеты и в горшках. Особо сообразительные будут кидать к нашим ногам сладости – конфеты в коробках и без, торты, пирожные. Кто-то, подумав, что мы очень голодные, разольёт вокруг сцены суп. Декламировать и петь буду я, а ты будешь в подтанцовке. Правда, красота?

Вадик недоверчиво улыбался.

– А пойдём лучше на тренировку, – осторожно сказал он. – Ты обещала…

– Тренировка? – удивилась я. – Она же вчера была!