Боруэлла

Петька снова его остановил. Появилось нехорошее предчувствие…

— Ты давай, как раньше, — заботливо сказал Петька. — С музыкой, с аплодисментами. Голосом — тем, которым вначале пел. Давай, напрягись — зрители же ждут…

Борька молча постоял посреди комнаты. Повернулся к Петьке:

— Что-то не получаются аплодисменты. Совсем не получаются.

Не получалась и музыка, и хороший голос… Борька прислушался к разным предметам: к окну, к зеркалу… К деревьям и даже к ветру. Но все они молчали. Все…

— А ты, Петька? Ты — слышишь? — испуганно сказал Борька.

Но Петька только покачал головой.

— Интересно, можно ли превращать на расстоянии? — думала в это время Элька, ковыряясь вилкой в молочном супе…

9. Элька!

Они не просто бежали к Боруэлле — они летели, не замечая никого вокруг. Они не позвонили в двери Аниной квартиры, а начали стучать кулаками. Дверь открыла какая-то недовольная взрослая женщина с малышом на руках. Не говоря ни слова, она постучалась в Анину комнату.

Никогда ещё они не видели жизнерадостную Аню такой. Аня всхлипывала и вытирала глаза тыльной стороной ладони.

— Не смотрите на меня… — попросила она.

— Родители приехали? — спросил Борька.

Аня кивнула и ещё раз всхлипнула.

— Побили? — испуганно сказал Петька.

— Ты что, меня не бьют, — сказала Аня. — Хуже. Наругали за разгром в квартире… У меня теперь домашний арест на месяц…

Борька почувствовал, что она снова сейчас заплачет.

— Ань, не реви. Мы приходить будем… Правда. Родители раньше, чем надо, приехали?

Аня снова кивнула.

— А фразы? — спросил Петька. — Не подсказали?

— Не подсказали…

В коридоре показался Шурик. Он сначала понюхал воздух, потом обнюхал Петькины кроссовки и стал тереться об Анины ноги.

— Не любит, когда я плачу, — объяснила Аня. — Сразу на руки залезть пытается.

— А… Элька? — осторожно спросил Борька.

— Элька у Вадика, — вздохнула Аня.

— Хочешь, мы останемся ненадолго, — предложил Борька. — Может, не будут ругать.

— Лучше не надо, — сказала Аня. — Они уже не ругают, сердятся только. Вы потом приходите. Дней через несколько.

— Тогда мы пойдём?…

…— Вы бы видели, как мама уговаривала Эльку суп молочный есть! — радостно сказал Вадик, провожая мальчишек в комнату. Борьку он тянул за рукав. — Мы с мамой так насмеялись!

— Она ела?

— Ела, ела! Но вы бы видели, как ела!

Перед входом в комнату Борька остановил Вадика:

— Вадик, а можно мы с Элькой… наедине поговорим?

— Конечно… — сказал Вадик немного обижено. — Я только хомячка с собой возьму, подождите…

Элька сидела на полу и рисовала. На газетке стояла вода, краски, рядом с Элькиным рисунком был ещё один — видимо, Вадика. На рисунке Вадика был нарисован хомяк. На Элькином — тарелка.

Элька посмотрела на мальчишек. Улыбнулась. Она выглядела точно так же, как в первый день — и даже бантики были! И даже грязь на лице — правда, не совсем грязь, а акварель… Но в то же время она выглядела совсем по-другому! Борька не сразу понял, в чём это отличие. Он осмотрел комнату. На спинке стула висели красный Элькин рюкзак и неопределённого цвета рюкзак Вадика. На клетке хомячка расположилась знакомая кепка… Складывалось странное впечатление, как будто они к Эльке в гости пришли. И даже не просто в гости к ней. В гости к семье.

И Борька понял — Элька впервые хорошо вписывалась в эту обстановку! Да и сама она казалась домашней, что ли…

— А мы тут всё реальность отражаем… — протянула Элька. — Присоединяйтесь! Ты, Борька, нарисуешь меня. А ты, Петька, будешь перерисовывать то, что нарисовал Борька. А потом всё это войдёт в историю…

Борька нахмурился.

— Ты про Аню знаешь?

— Знаю, — сказала Элька. — Вы только Вадику не говорите ничего, ладно? А в этой тарелке мы нарисуем… тоже хомяка.

— Как ты можешь оставаться такой спокойной? — возмутился Борька.

— А про наши способности ты тоже знаешь? — поинтересовался Петька.

— Какие ещё способности? — спросила Элька, не отрываясь от рисунка. — У вас ещё и способности имеются? Ну-ка, ну-ка…

— Да про твои наши способности! Слышать всё! Говорить как угодно! — наперебой говорили мальчишки.

— А, это… — спокойно сказала Элька. — Значит, получилось. А вот лапа у хомяка что-то совсем не получается. Борька, помоги, а?

— Что значит — получилось?

— На расстоянии превращать…

Нет, Борька тогда вовсе не хотел ссориться с Боруэллой. Просто день был какой-то странный — сначала способности пропали, потом Аня… А Эльке хоть бы хны. Наверное, он всё-таки плохо ещё знал Эльку, и не понимал, что она тоже переживает — может быть, больше, чем все остальные.

Борька это поймёт, но не сейчас — когда уже будет поздно…

И Элька тоже не хотела ссориться с Борькой. Она даже собиралась сказать ему, что не собирается быть каким-то неизвестным туманом, а будет жить здесь, у Вадика… Но то ли у неё хомяк в тарелке очень уж не получался, то ли молочный суп дал о себе знать, и…

И получилась ссора.

Громкая, большая.

Борька кричал, что Элька никого не любит, что ей все безразличны…

А Элька кричала, что раз так, то пусть её превратит обратно, раз он так считает.

А Борька кричал, что первое превращение — это было вообще досадное недоразумение.