Где бы и в каком состоянии не появлялся Борух, одет он был неизменно с лоском, в идеально начищенных ботинках и с запахом дорогого парфюма. Единственное, что невозможно было полностью исключить, это перегар, но в сочетании с парфюмом он придавал Баклажанову какой-то легкий шарм загулявшего холостяка, посему в данном кодексе он относил это к издержкам производства. Но самое основное это то, что физиологический алкоголик, в каком бы состоянии он ни был, как и любой член общества является звеном в какой-то деловой или социальной цепи и не имеет морального права подвести людей, не ответив на телефонный звонок или не придя на встречу в силу понятных обстоятельств. Придерживаясь всего перечисленного, Баклажанов и ловил, как говорят англичане, тот «delicate balance», то шаткое равновесие, чтобы не впрыгнуть в алкоголизм социальный.
С социальным алкоголизмом все намного проще, и примеров ему тьма. В нем сам процесс являет собой конечную цель, и алкоголь, будучи когда-то союзником, уже одерживает над индивидом победы на всех существующих фронтах. Как и многое в нашей жизни, это происходит плавно, и лишь постоянный самоанализ позволяет разглядеть необходимую тонкую грань.
Слушали Баклажанова молча, не перебивая, хотя до этого жарко спорили. После его монолога повисла немая пауза и казалось, что каждый из коллег мысленно примерял сказанное на себя.
– Это вкратце о том, что отличает алкоголизм высоких материй от бытового пьянства. У меня все! – сказал Баклажанов, затушив очередную сигарету.
– Приятно послушать не только весомого теоретика, но и глубокого практика в данном вопросе! – прервал тишину банщик, видевший Боруха во всех возможных состояниях.
– Да уж, Борух Борисович практику от теории никогда далеко не отпускал! – посмеялся Епатов.
– Ладно, хватит на сегодня теории, ограничимся практикой! – сказал Баклажанов и, приняв стопку, пошел было мыться, готовясь уходить. – Кстати, когда в следующий раз встречаемся?
– Так 18-го числа, у Бонжурского день рождения – как раз вторник будет! – сказал Пей после некоторой паузы, мысленно прикидывая числа к дням недели по школьному дневнику.
Собрался Баклажанов довольно быстро и стал по телефону вызывать такси.
– Я, кстати, свою карту дебетовую к одной таксомоторной компании «привязал». Очень удобно – на такси катаешься, а деньги автоматически с карты списываются! – сказал Бонжурский.
– Так скоро вообще ничего делать не надо будет. «Привяжем» свои карты к винному магазину да к бане – и сиди дома пьяный и напаренный. Не жизнь, а песня настанет! – усмехнулся Баклажанов, подходя к банщику за вещами.
– С легким паром! Здоровья тебе, Борух! – сказал тот.
– Ты столько уже тут всем нам здоровья нажелал, что мы просто обязаны бессмертными быть. Благодарю! – ответил Баклажанов и, пожав ему руку, вышел.
Борух спустился вниз в банное кафе и по традиции на ход ноги выпил «два по пятьдесят» водки под канапе с сельдью, пока ждал такси.
Ехал он молча – в голове крутились разные мысли.
– А заеду-ка я к Львовичу, – подумал Баклажанов, – как раз по пути.
Так и случилось.
Львович и Борисыч
Уже смеркалось. Баклажанов подошел к двери парадной и позвонил.
– Борисыч, это ты? – спросил голос из домофона.
– Аз есьм! – ответил Борух и вошел.
Дверь квартиры уже была открыта, и на пороге его встречал хозяин в домашнем халате и в тапках поверх шерстяных носков. С Рудольфом Гонеевым Баклажанов учился в параллельных классах школы, но там они как-то не сошлись. Уже потом, учась в разных вузах, при встречах одноклассников они все чаще общались, и что-то начинало их притягивать друг к другу. Во многом они были полярны: по образу мысли, по отношению ко многим вещам и явлениям, даже по телосложению они напоминали рекламный плакат какого-либо средства для похудения с изображением одного и того же человека «до» и «после». Баклажанов был здоровее Гонеева от природы, но они органично дополняли друг друга как два с половиной к полутора. Их внешняя непохожесть, различия в мировосприятии и суждениях компенсировались одной очень важной вещью – они понимали друг друга, понимали с полуслова. При относительно одинаковом уровне образования, читая одни и те же книги и смотря фильмы, в обсуждениях с разных точек зрения они приходили к единым выводам, как бы двигаясь к ним с разных сторон.
Кем они были друг другу? Единомышленниками? Друзьями? Наверное, всего понемногу. К дружбе Борух предъявлял очень высокие требования, чему его научил в свое время Аль Монахов. Друг должен отдать тебе последнее и умереть за тебя, но к счастью, судьба не дала пройти им такие проверки, испытывая их в бедах и войнах, да и сам Баклажанов не раздавал людям каких-то жизненных авансов, дабы потом не разочаровываться в них. У них было от многого по чуть-чуть, что в итоге давало более широкий охват в отношениях. Так кем же они были друг другу? Они были…собутыльниками. Не поймет мать сына, солдат генерала, и брат не поймет брата, а колдырь колдыря поймет!