Сломал ее и Степан Степанович Маникайнен – старожил того самого турбокомпрессорного завода, на котором в детстве месяц отработал Баклажанов. Это именно он тогда мирно отдыхал на деревянной скамье каптерки во время обеденного перерыва. Фамилия у него была сложной и произносимой с трудом, а уж во время застолий – так и подавно. В ее истории Степан Степанович не копался, ибо для этого надо было залезть в самые дебри «Калевалы»[11]
, а человеком он был занятым, и времени у него особо не было. Да и обращались к нему всегда по имени, а друзья и вовсе называли «Маньяком» или «Манекеном». В молодости он служил в милиции и даже брал какого-то маньяка-извращенца, что в узких кругах тогда назвали операцией «Два маньяка». За нее он получил почетную грамоту и именные часы, но потом из органов как-то исчез после одной общегородской тревоги.Каким-то ранним солнечным летним утром в конце 70-х дружинники, завершая ночной обход, обнаружили на пустынном пляже Петропавловской крепости следующую картину: у самой воды лежала сложенная милицейская форма, а рядом фуражка, часы и…пистолет. Во всем сквозили педантизм и армейская выправка, поскольку лежало все жутко аккуратно, как на солдатской прикроватной тумбочке. Все было на месте, даже служебное удостоверение на сержанта Маникайнена – не было лишь самого сержанта. В это время Степа отсыпался на чердаке какого-то женского общежития среди сушившегося на веревках белья, а очнувшись, обмотался чем Бог послал, и, как Керенский, дворами добежал до собственного дома, где уже и был принят ожидавшим его нарядом. Та операция тоже вошла в историю, и промеж коллег была названа «Бегущий «Манекен».
Окончательно же в памяти людей он остался как Степа «Хромой». Это не имело ничего общего с физическим изъяном, ибо здоровья и генетики Маникайнен был отменной. Дело тут было в другом. Помните те эпохальные пивные ларьки, хаотично разбросанные по улочкам ленинградских районов? Подобный стоял и неподалеку от проходной завода, который Степу и обессмертил. Он был там гостем после каждой смены и довольно быстро наработал авторитет. Это было несложно, поскольку Степан относился к процессу крайне творчески, со временем превратив его в пивную церемонию, на которую даже сбегались посмотреть.
«Хромого!» – говорил он прямо в окошко ларька своим густым басом, когда подходила его очередь. Продавец, знавший Степу не первый год, а уж суть его заказа тем паче, ставил рядом две пустые кружки. Одна была высокая и большая, а другая пониже и поменьше, что визуально все объясняло. Затем он брал маленькую кружку и начинал наполнять ее. Пиво текло медленно, и Степан наблюдал за процессом с горящими и полными вожделения глазами. Наполнив кружку, продавец ставил ее перед Степой и начинал наполнять большую, что требовало еще больше времени. Степан же чинно брал маленькую кружку и, еще раз взглянув на нее как кот на сметану и сдув пену, выпивал в несколько глотков. Затем из-за пазухи он доставал «малька» и опрокидывал его «винтом» тютель-в-тютель к моменту заполнения большой кружки. Все было рассчитано по секундам, дабы не задерживать стоявших в очереди, которые заворожено наблюдали за работой мастера. «Ну, вроде размялись – можно и приступать!» – говорил Степан и, взяв большую кружку вместе с тарелкой нехитрых закусок, проходил за стол к уже ожидавшим его единомышленникам.
После «Перестройки» завод закрылся, и Степа временно исчез, впоследствии объявившись на строительстве дамбы. Тогда уже довольно солидных лет Степан Степанович работал на «Кировце» при бригаде экскаваторщиков, наследив и там. Как-то в обеденный перерыв одним морозным январским днем кто-то из бригады ляпнул, что, мол, слышал про какой-то волшебный винный магазин в Кронштадте, где водка продавалась неограниченно. История эта была, конечно, достойна пера фантаста, но в то время гнетомый «талонной системой» народ готов был поверить во что угодно. В стане экскаваторщиков начались жаркие дебаты. Одни категорически в это верить отказывались, в других же теплилась надежда на чудо.
– Надо проверить! Напрямки сгоняю по заливу – одна нога здесь, другая там! – бросил «Хромой» и со всей наследственной финской решительностью побежал зацеплять «Кировцем» грузовую платформу.
– Платформу-то зачем? – крикнули ему.
– Так надежнее! – со знанием дела отрезал Степан и через 10 минут уже мчал из Лисьего Носа в Кронштадт.
Он несся по льду залива, словно прыщавый юнец на свидание, выжимая все, на что был способен трактор. Он спешил. А зря. «Кировец» то и дело подпрыгивал и бил передним мостом об лед, аки ретивый конь на выездке, словно проверяя его на прочность. Где-то ближе к середине пути лед сдался, и при очередном ударе трактор вместе с прицепной платформой камнем ушел на дно.