Борух Баклажанов. В поиске равновесия

Баклажанов часто вспоминал этого парня, его знание своего дела, а главное, отношение к нему. Вел он себя просто и одновременно с достоинством. Боруху казалось, что с такими людьми жизнь бы была куда проще и эффективнее, а на деле становилась лишь эффектнее и сложнее. Но где они ходят, эти люди, а главное, кто они?

Наверное, это люди на своем месте. Без них не складываются никакие жизненные и творческие конструкции, а если и складываются, то кое-как. Задумать такого человека и в нужный момент найти его – это и есть человеческий фарт и для ищущего, и для искомого. Поиск этот похож на игру в «Тетрис» при завершении очередного уровня, когда при всем многообразии разноплановых фигур вдруг появляется та самая, встающая куда надо. Этими исканиями мучился и Гайдай в поиске «Шурика», и Бортко в поисках «Шарикова», мучился и Шахназаров в ожидании своего «Курьера». Поиски эти были вознаграждены появлением нужных людей, без которых, при всей яркости остального актерского состава, итог не был бы таким колоритным. Кого Господь наградил больше? Наверное, искомого. Он выбрал его из сотен других, выдав ему тот аванс, который надо отработать достойно. Пусть это будет одно дело или одна роль, но филигранной точности и концентрации, которая оставит свой след в поколениях. Этой миссией надо гордиться, ибо из всех искомых судьба выбрала именно его, сделав его Избранным.

Вспоминать многие эпизоды из своей жизни, обдумывать и анализировать их Баклажанов любил в пути, размышляя о жизни и о судьбе.

Идол и идолопоклонник

Что такое понимание жизни и судьбы? Над этим вопросом задумывался, пожалуй, каждый из нас. Задумывались древние, мучаются этим вопросом и современники, будут пытаться найти ответ и потомки, и даже те двое, оставшиеся на кухне под утро после бурной общей пьянки. Вопрос этот вечен, покуда существует человек и его качества, находящиеся в вечной борьбе между собой. Борются доброта и злоба, открытость и замкнутость, щедрость и алчность в постоянном поиске равновесия чаш жизненных весов. В их равновесии внутри каждого и кроется понимание. Оно приходит лишь с возраста, когда человек находится на пике своей физической и духовной формы, когда он многое видел и прошел, а главное, анализировал. Лишь внутренне свободный и мыслящий человек, пройдя через боль и искания, может выстрадать это понимание и прийти к нему. Мысль – вот мерило свободы. Это то, что у тебя никто не отнимет и не продаст тебя. Она твой вечный и преданный союзник на этом пути, она же формирует личность и определяет ее масштаб. Но что есть масштаб?

На аллее улицы Победы часто видели одного человека. Он был уже немолод, одет просто и неспешно бродил в размышлениях, изредка поправляя чуть несуразные очки. Он не привлекал внимания, ничем не отличаясь от сотен других, и немногие узнавали в нем Стругацкого. Из окон своей крошечной квартирки он видел Вселенную, иные же не видели ничего дальше ворот собственных замков. Ему не нужна была даже могила – он жил в своих мыслях и остался в своих книгах, а прах его был развеян над Пулковскими высотами. Шах и мат.

Понимание приходит через многое – через книги, музыку, живопись, а главное, через людей и пропускание их сквозь себя. Человек вообще существо мистическое, а неизвестность всегда манила до безумия – и вот уже сотни лет влекомые ею отчаянные искатывают планету до дыр в поисках истины, а ее все нет. Они снова рвутся в бой, вбирая все пройденное и безжалостно примеривая на себя, но лишь пополняя карму, а истина вечно ускользает, словно растертый маслом борец выходит из захвата. И ничего с этим не сделать, ибо понимание и равновесие состояния временные, а жизнь летит вперед.

Путешествовал Баклажанов много и начал рано. Так получалось, что ездил он в основном по делам, но в редкие свободные минуты он всегда пытался влиться в людской поток уголка мира, где оказывался. Подобно журналисту-международнику Бовину, хождению по музеям он предпочитал посидеть на лавочке на Елисейских полях, наблюдая за бесконечной чередой прохожих. Борух вглядывался в лица, задумчивые или бесшабашные, примечая и оценивая всяческие особинки в людском общении, характерные для тех мест. Он пытался представить, куда они шли, что их радовало или угнетало, тем самым становясь частью этих идущих куда-то людей.

Ездил Борух не только с лоском, останавливаясь в дорогих отелях, куда интереснее было иной раз забраться в забытую Богом глушь. Он вспоминал рыбацкие деревни Камбоджи – ветхие лачуги на воде, источавшие вонь вяленой рыбы, и то ощущение, что время остановилось пару веков назад. Было в этом что-то за гранью понимания, очевидным же оставалось лишь то, что солнце будет светить, люди будут ловить рыбу и пасти скот, а вода и трава не станут дороже века спустя. И на этом фоне вся эта беготня «голубых фишек» и суета геополитики казались лишь пылью и дымом. Но ощущение то было навеяно скорее мерным течением тамошней жизни, ибо без суеты и беготни люди бы ловили рыбу и пасли скот совсем для других людей.