С самого начала было ясно, что открытый бой — это не по-сталински, не по-византийски. Как правильно отметил Суворов: «Сталин — урка», именно поэтому он скорее предпочел бы ударить немцам в спину, чем драться с ними лицом к лицу. Мы уже видели, как он за спиной у Германии норовил стянуть у Антанты необходимые ему территории. После блицкрига на западе «вождь народа» вообще предпочел бы не связываться с Германией, ибо уже прекрасно понял, что то, что умеет на сегодняшний день вермахт, РККА делать совершенно не в состоянии. Финская кампания открыла на это глаза. Однако ситуация осенью 1940 года сложилась таким образом, что война за Босфор и война с Германией означали одно и то же. Гитлер стал у Сталина поперек дороги. Как же быть? Совершенно очевидно, что Сталину сейчас очень хотелось бы повторения ситуации мая — июня 1940 года, когда немцы стояли к Красной Армии спиной. Но после разгрома Франции рассчитывать на материке было практически не на кого. Кто же мог заставить вермахт повернуться спиной к РККА? К тому же Сталин еще не утратил надежду на то, что фюрера удастся уломать дипломатическими средствами, дружба будет восстановлена и все вернется на круги своя.
«Вернемся, однако, к плану по отражению агрессии. Как нам рассказал К.А. Мерецков, при его рассмотрении И.В. Сталин, касаясь наиболее вероятного направления главного удара потенциального противника, высказал свою точку зрения. По его мнению, Германия постарается направить в случае войны основные усилия не в центре того фронта, который… возникнет по линии советско-германской границы, а на юго-западе, с тем, чтобы прежде всего захватить у нас наиболее богатые промышленные, сырьевые и сельскохозяйственные районы. В соответствии с этим Генштабу было поручено переработать план, предусмотрев сосредоточение главной группировки наших войск на Юго-Западном направлении.
Требовалось в предельно сжатые сроки выполнить весь объем той колоссальной работы, который бьгл связан с этим. Маландин, Анисов и я были обязаны не позднее 15 декабря закончить разработку всех соответствующих вопросов, касавшихся Наркомата обороны и Генерального штаба, проблемы, связанные с Наркоматом путей сообщения, а также определить задания соответствующим военным округам, с тем чтобы с 1 января 1941 года командование и штабы округов могли приступить к разработке окружных планов» [14, с. 93].
Так что же, выходит, что Суворов прав, и Сталин собирался биться с Адольфом «грудь в грудь», нанося свой главный удар в Румынии? Не будем торопиться с выводами. Лучше вернемся к интереснейшим событиям поздней осени 1940 года, которые откроют глаза на истинные сталинские планы даже нашим закоренелым оппонентам.
«Исключительно напряженной была в те месяцы и дипломатическая деятельность. 7 ноября 1940 года… генерала В.М. Злобина… и меня вызвали к С. К. Тимошенко. Нарком сообщил нам, что в ближайшие дни, по решению правительства, нам надлежит отправиться в составе правительственной делегации в Берлин в качестве военных экспертов и что необходимые указания мы получим непосредственно от главы делегации. Возглавил ее Председатель Совнаркома и нарком иностранных дел В.М. Молотов. Инициатором поездки был Берлин.
Специальным поездом, шедшим вне расписания, делегация выехала 9 ноября… Утром 12 ноября состав прибыл в Берлин. На Ангальтском вокзале нас встретила группа государственных деятелей Германии во главе с министром иностранных дел Риббентропом и генерал-фельдмаршалом Кейтелем… В тот же день глава делегации в сопровождении советского посла в Берлине, наших переводчиков и Риббентропа отправился в здание имперской канцелярии для встречи с Гитлером.
Как мы вскоре узнали, Гитлер попытался вовлечь советскую делегацию в грязную игру, предложив обсудить провокационный план «раздела мира» между Германией, Италией, Японией и СССР. Отвергнув политические инсинуации, Молотов потребовал конкретных ответов на наши вопросы о политике Берлина в Центральной и Юго-Восточной Европе и целях Германии в Финляндии и Румынии. Не найдя общего языка, стороны разошлись…Состоялась вторая встреча с Гитлером. И она не дала никаких результатов.
Вечером 13 ноября Риббентроп принимал у себя на Вильгельмштрассе В.М. Молотова. Не удалось и здесь договориться.
Следующим утром мы покидали Берлин. Позднее, всему миру стало известно, что уже 5 декабря Гитлер, рассмотрев «план Отто» (план нападения на СССР), одобрил его в принципе, а 18 декабря подписал «план Барбаросса» со сроком готовности нанести удар по СССР 15 мая 1941 года» [14, с. 95–97].