Босиком по 90-м

Без особого труда мы вышли на азербайджанское землячество, державшее всю продажу фруктов и овощей в Якутске. Наши оптовые цены их вполне устроили. Расплачиваться договорились наличными прямо под крылом самолёта. Фарш, сыр и колбасу для начала мы тоже договорились продать им, хотя здесь выгоды было явно меньше. Позже Викентий завёл знакомство с хозяином сети продовольственных магазинов, и азербайджанцам остались только фрукты.

Наконец настал день нашего первого рейса. Закарпатский остался в Якутске, а я поехал в аэропорт. За городом туман совсем поредел, и показалось солнце.

Трудно передать то ощущение, которое ты испытываешь, когда отправляешь свой самолёт. Когда за тысячи километров от родного дома поднимаешь в небо сто тонную громадину. Ещё вчера моя идея могла показаться утопией, нереальной чепухой, а сегодня всё свершилось. Построить бизнес почти без денег? Любой скажет, что это невозможно, что так никогда не бывает… Невольно начинаешь себя уважать, хотя всё ещё не верится, что это реальность, что все сто шестьдесят восемь кресел заняты и от того ты вынужден умащиваться на дополнительном откидном месте рядом с бортпроводницей. Но и это не страшно! Главное, первый блин не оказался комом.

Гостеприимные стюардессы быстро соорудили импровизированный столик с закуской. Я достал коньяк и шампанское, купленные мною в честь открытия чартера. До самого Красноленинска мы летели весело.

Глава 13 Салфетка с печатью

Родной город нас встретил слякотью и проливным дождём. Я скинул китайский пуховик и облачился в новенькую турецкую куртку, которую оставил себе ещё с последней поездки в Стамбул. Местные таксисты, кормившиеся только редкими рейсами из Москвы, сходили с ума от падавших в их карманы купюр пассажиров из далёкого северного края.

– Такси надо, брат?

– Конечно!

– А куда?

– В Черкесск.

– Выйдет не дёшево.

– Не дороже нас!

Такие диалоги грели душу бомбилам, и в знак особой признательности их «старший» объявил, что меня и Алика они будут возить бесплатно. Правда, такая доброта длилась всего неделю, а потом о ней почему-то армянские таксисты забыли.

Неожиданную сноровку проявил и экипаж самолёта. Без всяких разговоров бортпроводники и механик сдвинули кресла, и приготовили борт к загрузке. В багажное отделение поместили сыр, колбасу и куриный фарш. Коробки с яйцом и бананами – в салон.

Но тут неожиданно выяснилось, что заправлять самолёт нечем. Нет, на складе ГСМ керосина было достаточно, но это было не отстоявшееся топливо, то есть в нём содержались мелкие частицы, которые могли вывести из строя двигатель. Для того чтобы его использовать, надо было ждать до полудня завтрашнего дня. Позволить себе такую роскошь мы не могли. У нас не было денег ни на размещение экипажа в гостинице, ни на оплату стоянки самолёта. К тому же, загруженные продукты могли начать портиться.

От понимания того, что всё может сорваться, меня била мелкая нервная дрожь. И вина была только моя. Ещё недавно я работал в аэропорту и должен был предвидеть такую ситуацию. Командир корабля уже дважды подходил ко мне и спрашивал, почему до сих пор нет заправщика. Я пробормотал что-то невнятное и зашагал в АДП (аэродромно-диспетчерский пункт). На третьей стоянке мне на глаза попался ИЛ-76; от него отъезжала цистерна с горючим.

Я буквально влетел на четвёртый этаж аэродромной башни. Дежурный мирно выскребал столовой ложкой салат из пол-литровой банки.

– Послушайте, мне сказали, что на якутский борт нет керосина, а я только что видел, как семьдесят шестой заправлялся. Что это значит? – негодовал я.

– А ты не кричи. Будто не знаешь, чей это семьдесят шестой! Его утром сливочным маслом загрузят, и он уйдёт на Ереван.

– Ну и постоял бы до обеда, потом бы и улетел, – возразил я.

– Ага! – усмехнулся диспетчер. – Ты это Гургену скажи.

– Знаете что… а давайте сейчас сольём керосин с 76-го и зальём в наш 154-й, а? Пока утром они масло привезут, пока загрузят эти свои сорок тонн, уже топливо отстоится и Гургеновский борт можно будет заправить.

– Что значит сольём? – диспетчер от удивления перестал жевать. – Такое не положено.

– Но почему же не положено?

– А потому что ни в одних инструкциях не указано, что это можно делать.

– Если можно заливать керосин в самолёт, то, стало быть, и сливать можно? Разве нет?

– Я на такое пойти не могу. Меня уволят.

– Да за что же вас увольнять, если запрета нет?

– Всё! – диспетчер поставил пустую банку на стол и поднялся. – Вот тебе, Валера, моё последнее слово: даст начальство указание слить топливо с Гургеновского самолёта и залить в твой, я так и сделаю. А на нет и суда нет. – Он помолчал и тихо добавил шёпотом: – Но если разрешат, всё равно триста долларов приготовь. Давно хочу куртку турецкую купить.

– Ладно, – сказал я и побежал вниз. До бывшего штаба авиаотряда, где размещалось руководство «КААК», по лётному полю от нового аэропорта ходу, примерно, минут двенадцать-пятнадцать. На этой дороге я знал каждую выщерблину в цементных плитах. Сотни раз ходил туда и обратно.