— Самая главная проблема моего сына — полное отсутствие самоконтроля, — вернул ей наполненый бокал, стараясь не выказывать острую боль под ребрами. Узнай она о том, что случилось и Джеймс раз и навсегда превратится для неё в настоящего монстра. — Если он чего-то хочет, то начинает действовать на грани. И попробуй разберись, что же стало причиной его очередного сумаствия: каприз, эгоизм, упорство или одержимость. Но исходя из того как он ведёт себя с тобой, то куда скорее, что причина его помешательства банальная страсть, нежели что-то более глубокое, — потупив взгляд на неспешно раскачивающемся вине, что то и дело скользило по гладким стенкам бокала, оставляя после себя нежно розовый шлейф, я почувствовал, что начинаю расслабляться. — Не спорю что и любовь, и страсть две стороны одной монеты. И всё же они слишком сильно отличаются друг от друга, как во внутреннем, так и во внешнем проявлении. Страсть имеет довольно мощьную разрушительную силу. Она стирает все границы. Открывает все дороги. И мчит на красный свет. Она требует. Жаждет. Подчиняет. Превращает тебя в собственника. Её основная цель — насытиться. Удовлетвориться. Обладать. И плевать на все вытекающие последствия. Плевать на кучу трупов. Руины городов и растоптанные империи. Плевать на всё! В то время как любовь — это созидание. Желание отдавать и жертвовать. Ты уважаешь. Дорожишь. Прощаешь. Боишься потерять. Но всегда готов отпустить если того потребуется. Готов пожелать счастье тому, кого ты любишь, даже если это счастье бурят рядом с кем-то другим.
— Никогда не думала, что любящий человек способен отпустить, — улыбнулась Даяна начиная растягиваться возле меня. Было видно, что алкоголь ударил ей в голову, убивая в её теле любые проявления недавнего страха.
— Я тоже так не думал. Но время всё меняет и расставляет по своим места.
— А ты когда-нибудь так любил? — так внимательно смотрит на меня бемби, что уши начинают гореть.
— Однажды. Но это было так давно, словно и не со мной вовсе.
— Расскажешь?
— Не думаю, что тебе на самом деле это может быть интересно, — недовольно заёрзал я, совершенно не понимая, как именно наш незамысловатый разговор сумел перетечь в такое русло?
— Конечно, интересно! — подпирает она щеку, смотря на меня с игривым блеском в черных глазах. И её непринуждённость начинает напоминать мне флирт. — Ну, когда же я ещё узнаю о том, что Николас Прайд был влюблён как мальчишка!
— Практически как мальчишка, — сделал глубокий вдох, не имея никакого желания окунаться в воспоминания, от которых мне всё ещё не по себе.
О нет… Мои воспоминания о Мия до сих пор были наполнены красками, вкусом и запахом. Насколько чёткими, что я практически ощутил у себя на языке влажный аромат её тела. Самый сладкий из всего, что я когда-либо ощущал.
— Мне тогда было двадцать два, а ей всего девятнадцать, — сухо продолжаю свой рассказ, убивая в себе эмоции. — Мы познакомились в Буэнос-Айресе, во время очередной поездки с Ричардом (отчим Николаса, страдающий Альцгеймером). Мия была самой простой танцовщицей. Я увидел её в ночном клубе, куда мы заглянули отметить удачно проведённую сделку. Она вышла на середину зала в своём дешевом черном платье, а мне показалась, что время остановилось, — усмехнулся, отпивая вина. — Я смотрел на неё, словно религиозный фанатик на апостола и был практически уверен, что ещё ни разу за свою жизнь не видел ничего прекрасней. В этом прокуренном грязном месте она была чище любого святого. Нежная и маленькая. Моя прекрасная Мария-Магдалена. Никогда бы прежде не подумал, что простая женщина может оказать на меня подобное воздействие. Словно какая-то часть меня знала её ещё из прошлой жизни и буквально сошла сума когда снова сумел встретить…
К горлу подкатил тугой комок, заставляя замолчать. Зря я это всё начал. Напрасно посчитал, что смогу вспомнить о ней не выпуская на свободу свои чувства.
Я столько лет глушил их работой, выпивкой, женщинами, а они всё равно всплывали, накрывая меня очередной волной вины и боли. Возвращали в жизнь, которую я потерял.
В квартиру с поздними завтраками и бессонными ночами. Место, которое было наполнено смехом и ароматом горького кофе.
В светлую комнату с голубыми стенами и желтыми подушками.
К развивающимся занавескам, через которые я видел её тонкий силуэт. К тому, как неспешно двигались её руки, скользя по молочной ткани. Как колыхались вьющиеся волосы, когда она танцевала. К тому, как Мия улыбалась и как смотрела на меня.
Подушечки пальцев сводит от боли, когда я вспоминаю, как скользил ими по её плечу. Чувствую, как она касается моего запястья и подносит к лицу. Горячие дыхание обжигает кожу, когда её мягкие губы накрывают мою ладонь поцелуем, и я практически готов отгрызть себе руку от боли!
В тот момент Мия оставила на мне не просто клеймо, а самую настоящую язву. Стигмату, которая до сих пор разведает мою душу чувством вины!