Босиком по стёклам. Часть 1

Ну и «коронная» фотография серии, которую я с трудом могу вспомнить. Мозг и зрение будто отказываются верить в то, что это я. Но на ней было отчетливо видно мои искаженные маской сладострастия черты лица, в тот самый момент, когда Мердер держал меня за талию и нанизывал на свой кол задницу. Его ладони на снимке размыты, лица не видно. Определить, кто меня так самозабвенно трахает на том фото, практически невозможно. Ублюдок решил оставить свою поганую шкурку в целости и сохранности, в отличие от моей.

Отец сложит дважды два, в моем растлении будет обвинен Скотфилд. Это сразу смертная казнь. А Айна… в лучшем случае она будет лишена всех достойных женихов, в худшем – отправлена в тюрьму. Я не знаю. Всех моих друзей накажут, а вездесущие солдаты АРС сделают все, чтобы вычислить как можно больше участников «Саботажа».

От всех этих мыслей кровь стремительно приливает к голове. Мучительно пульсирует, провоцируя у меня приступ удушья и внутричерепного давления. Я уже не замечаю, что вода в ванной стала кипятком, от которого идет видимый пар. Не чувствую физической боли, настолько сильна моральная – всеобъемлющая, всепоглощающая и в то же время пустая. Как будто все счастье из меня мигом забрали, высосали.

Я выпита и измотана. Но что-то в действиях Коулмана подсказывает мне: все это только начало.

Дрожащими ладонями пристраиваю телефон на боковину ванной и опускаюсь с лицом под воду. Ухожу полностью, задерживая дыхание. Лицо печет горячей водой, и на несколько секунд в голове возникают мысли о том, что все может закончиться прямо здесь…

Для меня.

Ты этого хочешь, Коул? Чтобы я дошла до такой точки отчаяния? Такой меня хочешь видеть? А может видишь сейчас? Это безумие. Меня не отпускает ощущение того, что он присутствует повсюду. Где бы не находилась, как бы не пряталась.

Внешние звуки превращаются в громкий гул, мешающий ходу мыслей. Кажется, что я могу пролежать так целую вечность, и в данном эмоциональном состоянии мне не страшны ожоги. Выныриваю я лишь к тому моменту, когда кислород полностью покидает легкие.

Задыхаясь и кашляя, я делаю жадные вдохи, прекрасно понимая, что все эта душещипательная сцена полностью имитирует то, что творит с моей душой Коулман.

Чувствую себя рыбкой, пойманной в сеть, что играючи волокут по берегу. Вдохнуть могу, лишь когда накрывает волнами. В остальное время – давлюсь песком и врезаюсь хрупкой чешуей в железные прутья.

И самое жуткое в этой ситуации – ощущение полнейшего бессилия. Отсутствие понимания, как помочь себе самой, как справиться в одиночку.

Это невозможно.

И я безвозвратно потеряна… и уже никогда не буду прежней.

После мучительной водной процедуры, я одеваюсь в чистую одежду и спускаюсь на парковку. Отдав поручение водителю отвезти меня к Алисии, прокручиваю в мыслях наш будущий диалог.

Бесполезно топиться в ванной и жалеть себя. Нужно действовать. Ли мне поможет, вне всяких сомнений. Сестра была в похожей ситуации и наверняка знает выход. К тому же – она жена короля. Ее женская мудрость способна обуздать даже волю правителя. Амиран защитит меня и сгладит углы, избежав скандала.

Я стараюсь мыслить здраво и хладнокровно, но выходит плохо. Меня по-прежнему тошнит и трясет. Того и гляди, содержимое желудка вот-вот окажется на кожаном сидении нового авто. Правда, не помню, когда нормально ела в последний раз. С аппетитом сейчас так же туго, как и со свободным дыханием.

Черт возьми, он ведь даже переписку удалил. Эгоистично и продумано. Доказательств его предложения о встрече у меня нет. Остается одно: мое слово против его, и надеюсь, что сестра будет на моей стороне. В любом случае, иного выхода, как «сдаться с поличным», я не нахожу. Промолчу – будет хуже. Поведусь на шантаж и приду на место встречи – станет началом конца.

Как он может вытворять такое?

«Хочешь, чтобы я умолял? Я буду умолять. Потому что, когда по-настоящему любишь, о гордости думаешь в последнюю очередь.»

А о безопасности, Коул? О моей жизни? О моей репутации, чести, достоинстве, моральном состоянии?

Этих вещей для Мердера просто не существует. Весь мир крутится вокруг него, да и только, а «дочь шейха» – прихоть, которая ему неподвластна, но чертовски интересна. Для него это как завоевать сучку, поставить еще одну галочку.

Он просто одержим, болен. Утопает в своем тщеславии и упивается властью надо мной. Именно этими эмоциями пронизан наш последний диалог. Прекрасно, что я сохраняю здравый рассудок и больше не теряю голову от него. Спасибо ситуации с Леони Контен. Мне нужно чаще вспоминать мой платок вокруг ее шеи и сохранять спокойствие.

– Добрый вечер, Назим, – первым делом обращаюсь к управляющему дворцом, что встречает меня в холле, как только я пересекаю порог дома Амирана и Алисии. – Я бы хотела увидеться со своей сестрой.

– Прекрасно выглядите, госпожа Саадат, – мужчина доброжелательно кивает мне, демонстрируя белые зубы. – Вы сможете найти ее в саду.