Босиком в Рай

– Это была безусловно поучительная поездка, бесценнейшая с точки зрения эмпирического. – как всегда высокопарно и жеманно завёл он, задумчиво растворив взгляд в окне – Я определенно открыл для себя новые грани собственной психо-эмоциональной сферы и узнал на практике, каково это, когда один омерзительный поступок влечёт за собой последствия, отравляющие всё дальнейшее существование чел… индивида. – поправился он, запнувшись – Теперь я совершенно точно знаю, что я могу, – он снова запнулся – Направлять души на Божий путь.

Вермунд сделал последний глоток чая. Поставил кружку. Решительно.

– Я многое вынес из этой поездки. – всё, точка, направился к выходу.

– А мы-то вынесли тебя кое-как. – пробормотал Лёшик откуда-то из-под одеяла, ему было тоже неуютно в необъяснимо пугающем холоде этого утра.

Святоша метнул в него деланно непонимающий взгляд.

– Если бы ни Кактус, говорю, – отмазался Лёшик – И не водка. – тут же добавил он.

Вермунд принципиально не жал руки. Он вышел. Гордый. Несломленный. Убеждённый в своей позиции.

– Я рад, что его здесь нет. – бросил он напоследок, уже в дверях.

Прошло минуты две. Лёшик вышел в тамбур. Заметил у соседнего окна своего знакомого гитариста. Так серьёзно, внимательно посмотрел на него, будто должно было произойти что-то. Тот методично настраивал струны и негромко наигрывал какую-то незамысловатую мелодию. Махнул ему.

Лёшик кивнул в ответ, отвернулся. Опёрся о поручень и стал рассматривать лес, небо, ЛЭП. Торопливо, бегло. Скакал лучиком внимания от дерева к вышке, от вышки к облаку, не в состоянии сосредоточиться на чём-то конкретном. Пытался собраться с мыслями, но не мог. Он не понимал их. Не понимал этих людей-имитаторов. Святошу, который хотел вести к Богу, убивая несогласных. Ему было жаль Кирилла, потому что он не вырвется из клетки своего поступка и останется безликим застрявшим призраком. При этой мысли Лёшик даже встрепенулся, почему он назвал его призраком? Поезд прибывал на станцию. День был заполнен ласковым ярким солнцем.

Наконец массивное, грузное, многотонное тело грохочущей и пышущей машины замедлило ход. Поезд поднапрягся, выдохнул, тяжело замер и отворил двери. Люди высыпали на перрон, как цыплята из загона и Лёшик вместе с ними. Шумный, галдящий разношёрстный народ, полный сиюминутных радостей, неловких наблюдений, поверхностных замечаний и повседневных огорчений. На время обилие человеческого существа смешалось воедино, чтобы потом расщепиться на составляющие по автобусам, такси или попуткам. Лёшик любил быть в толпе. Любил смотреть в лица. Любил слушать разговоры. Но, если что упало, рассеянных зевак он не жалел. Только пожилых. И то не всех.

Не отставая от общего течения расплескавшихся по вокзалу человечков, Лёшик шнырял то тут, то там ловко и умело – опыт как ни как. Смотрел на тучных тётенек, торгующих пирожками, и был не прочь стащить один, что он и сделал, незаметно утянув пирог с мясом. Наконец, прохвост вынырнул из океана человеческой материи и встал около стены, жадно уплетая свою сдобную добычу, да поглядывая на всё это дело со стороны краем глаза, как бродячий кот.

Так прошло минут пятнадцать. Поезд всё не трогался. Лёшик решил ещё поразмяться и повторно проинспектировал вокзал на предмет не упало ли где чего. Насобирал какой-то мелочи, да пару сигарет. На лавке подобрал целое яблоко и кусок сыру. Пролетело ещё десять минут, а поезд по-прежнему стоял. Присмотревшись, Лёша увидел, что на перроне уже стала собираться толпа. Их не пускали. Задерживали отправку. Что-то явно было не так. Лёшик приблизился, чтобы узнать, в чём же дело.

В общем, народ судачил, что там в вагоне кто-то повесился. То ли кого-то убили. То ли давно там уже мертвец катается, нашли которого только сейчас, когда запах пошёл. Как бы то ни было, Лёшик сообразил, что произошло зло. Смекнув, что среди зевак нечего толком ловить, он обошёл поезд с другой стороны, где уже совсем никого не было и ловко запрыгнул в крайний вагон. Оказавшись внутри длинного, как туловище змеи, коридора он увидел Ленку – ну проводницу свою. Она шла навстречу быстрым шагом и прикрывала рот рукой. Молчаливая. Сдержанная. Слёз не было, но на лице неприязнь. Схватила Лёшика за плечо. Вывела за вагон. Нагнулась и крепко положила его руку себе на бедро, настояла взять её грубо. Лёша не противился. Он всегда был не прочь помочь даме в затруднительном положении. Сняв напряжение, Ленка закурила. Перевела дух. Выпустила облако дыма и сказала:

– Этот, который с тобой ехал. Иди посмотри. В туалете там. Если кровь не пугает.