Босиком в Рай

Он лёгким шагом сбежал по ступенькам в метро. Было душно, откуда-то из глубины задувал сильный ветер – всё создавало атмосферу нервную, контрастную и максимально побуждающую покинуть это местечко. Тусклый болезненный свет давил на глаза, как в палате предсмертников. Мраморные стены пожелтели от времени и покрылись пятнами, разводами и грибками. Как по гиблому подземелью, пропитанному затхлостью, куда гигантские пауки складывают опустошённые сосуды жизни, тут и там по проторенным тропами сновали муравьишки-люди, точно запрограммированные функцией «Инстинкт» на один и тот же сценарий поведения – «дом – работа». Поток пассажиров периодически менял свою полярность, становясь то редким и дружелюбным, то плотным и враждебным – человеку, вообще, свойственно гораздо охотнее проявлять агрессию в толпе.

Лёшик с трудом пробился сквозь густые заросли толкающихся, подрезающих, прущих напролом, беспринципно цивильных гражданинов да неприкосновенно враждебных тёток и вынырнул где-то посреди потока. Он там в углублении стены газету заметил, которую обычно в метро раздают. Поудобнее устроившись меж двух колонн, которые образовывали уютную пещерку Лёша стал с интересом вчитываться в новости – хотел почувствовать природу этого города. Разложив громоздкие развороты перед собой, он совсем не замечал людей вокруг. Как, в принципе, и всегда.

Но люди замечали его. Уже через пятнадцать минут, бодро распихивая всех, по Лёшину душу направлялся полицейский. Высокий мужчина. Сложен хорошо, но не без пары лишних кило. Побочка от семейной жизни (которая, скорее всего, его поглотила), да пива перед телеком как ни как отложились на его брюхе. И подбородке. Шёл – сама решительность и карающая ярость закона. Бесцветные глаза обратили бы в пыль любого, кто встал бы сейчас у него на пути. Его лицо выглядело раздраженным, словно робкий ученик осмелился совершить провинность и его надо на всю жизнь задрочить. А вообще лица этого человека было и не уловить в беспрерывном мельтешении. Обычный мент в униформе, ничё особенного: лет за тридцать, мелькает то тут, то там и словно бы расплывается его индивидуальность. Как призрак проскользнёт и не понять, какой он. Только если специально вглядываться, можно удивиться необычайной жёсткости, очень похожей на жестокость, написанной на языке мимики его каменного лица. Будто и неживой. Но когда ты обернёшься, чтобы понять не показалось ли, он уже исчезнет, и ты забудешь форму его оболочки.

Лёшик беспечно читал про важность озеленения мегаполисов, когда крепкая рука здорового мужика в пагонах грубо схватила его за шкирку и бесчеловечно вырвала из временно гостеприимного грота. Потом также неуважительно он повернул парня к себе спиной и выпихал за угол. Сильный удар под живот.

– Ты чё, гнида, мою станцию с приютом попутала? Забыла своё место?

Цедил слова злобно и вкрадчиво. Голос его мучительно вонзался спицей в нерв, как к пытке готовя. Он унижал с наслаждением. Вдыхал страх и упивался бессилием, сознательно причиняя боль. Это был один из тех людей, кто осознанно несёт вред. Самая опасная порода. Бойся такого.

Лёша уже знал, что эта встреча ничего хорошего ему не сулит, а потому не рассчитывал на благоприятный исход.

– Безусловно моя вина глубока, а искупление тонет в омуте её вод, спорить не стану, но спускаясь по ступеням сего великолепного храма невероятной скорости, мне на глаза не попалось ни одной таблички, которая ограничивала бы меня в свободе появления здесь.

Лицо мента пронзило злостью. Неприятные губы задрожали, а глаза налились кровью. Он сипло выдавил, брызгая слюной:

– Совсем страх потеряли нелюди.

Последнее, что разглядел Лёшик были его бесцветные, как стеклянные зрачки. Будто и не человек перед ним был, а глиняное орудие в руках чьих-то. А потом на худых запястьях молодого бродяги сомкнулись наручники. Мент схватил его за воротник и унизительно потащил через общий проход. Как псину, швырнул в открывшиеся створки турникета и, держа за шею, повёз по эскалатору. В толпе Лёшик услышал голос девочки лет пяти:

– Мама-мама, смотри! – она мерзенько указала на них пальцем – А это дядя полицейский бандита поймал и будет его наказывать, да?

– Да, Лерочка, – ответила та и покрепче прижала к себе, видно, боясь, что Лёша утащит её – Вот будешь себя плохо вести, тебя тоже поймают и отдадут дяде.

Устами близких пропаганда начала запускать свои стальные клещи в пока ещё уязвимое сознание ребёнка. Система всегда беспощадна к самым беззащитным из рода людей и не стесняется в выборе средств для их приватизации.

Всё метро скомкалось для Лёшика в любопытно-осуждающие взгляды, авторитетные комментарии, типа «да, с весом приняли» и не пойми зачем лезущие в лицо камеры телефонов.