– Из предметов? Да как-то… Лампочку мы того. Удлинитель, кажется, ещё был, кубик Рубика… А, и каша! Каша ещё осталась, сегодня в «Перекрёстке» покупал.
Узурпатор не удостоил ответом. Вместо этого безуважительно отодвинул занимавшегося Лёшей коллегу. Сел на корточки. Брезгливо снял пакет с головы. Лёшик стал жадно ловить воздух ртом, одновременно пытаясь заглушить боль и убедить сознание принять безысходность. Неизбежность настигла его, придавив своей лапой к грязному полу. Мент стянул со своей жертвы штаны и унизительно поставил раком, как шалаву, которую сначала ебал отчим, потом весь двор, а потом и все, кто хотел. По обыкновению скупо процедил:
– Ты запомнишь мою станцию, выблюдок.
Узурпатор принял из рук подчинённого гречневую кашу. Она давно остыла и превратилась в мерзко-склизкую склеившуюся дрянь. Не выражая ни удовольствия, ни неприязни, он набрал полную ложку и поднёс её к анальному отверстию Лёшика.
– Расслабься, мягче войдёт. – так звучала безысходность.
Нависла гнетущая тишина. Лишь звук раскачивающейся лампочки и скрежет поездов где-то вдали грохотали в сознании. Блюстители порядка замерли от смешавшегося ужаса, больного любопытства и теперь уже азарта. Каждая новая пытка была для них исследованием, как далеко они могут зайти. С отвращением все трое наблюдали за вожаком. И хотя простой Лёшик ещё не понимал, что происходит в извращенном уме ленивых, нереализованных, трусливых, но полных амбиции людей, которым посчастливилось ухватить слепок власти – он понимал, сейчас случится что-то дикое. Мрак сгустился. Мусара онемели. Молчание стало ещё одним орудием пытки, мгновение – бесконечностью. Лёша уже не пытался вырваться. Безвыходность сомкнула капкан осознания. Внезапно, тишину нарушала вибрация телефона. Двое жирных боровов вздрогнули и точно чайки на базаре загудели и замахали руками:
– Да. – женский голос в трубке – Скоро буду.
Он говорил коротко, чётко, как солдат. Внушал уверенность – немногословность распространённый миф тут про эталон мужества.
– Гера, приберёшь. – обратился он к борзому. Тот перечить не смел, но от его негодования разве что лампочка не перегорела, Узурпатор относился к нему как к бесполезному старому носку и не скрывал этого – Вы двое – со мной. Тело разберём по пути. У меня жена рожает.
Гера вспыхнул, метнул оскорблённый взгляд, но о его психологическом комфорте в этом коллективе явно не заботились.
* * *
Вышли, как и предполагалось, окольными путями. Где-то в районе Дмитровского шоссе. Почувствовав свежий воздух и снова окунувшись в разнообразие городских звуков, Лёша ожил и рванул неожиданно резво – жить очень уж хотелось. От внезапности витавшие в облаках конвоиры выпустили его из рук. Лишь главарь банды среагировал. Вырубил набиравшего скорость беглеца прикладом пистолета, подхватил его обмякшее тело и определил под заднее сиденье машины, где тот и затих. Узурпатор не счёл нужным и посмотреть на нерадивых стражей. Короче, повезли.
Нескованная, всепроникающая тьма завладела Лёшей в этот момент. Он временно не принадлежал себе. Он оказался во власти силы могущественной и беспощадной, в её реалии не включено понятие Сострадание. Жестокая первобытная субстанция, которая заполняет своих носителей грязью. Лёжа в ногах у ментов, Лёша видел только серое днище машины и ощущал, как тьма неизбежно обволакивает его. Он не думал, что это конец. Как для тёмной материи, проникшей ему внутрь, не существовало понятия Сострадание, так для него не ввели понятие Конец. Он просто был в непрерывном течении жизни и чувствовал. Разное. Сейчас – холод.
Огни, как и прежде, недосягаемо маячили на горизонте. Время от времени машины проносились. Всё оставалось прежним, но невозвратно другим. Пронизанным волокном черноты. Перед её лицом весь Лёша сжался и стал таким маленьким, что целый мир не видел его.
– В лесу выйдете. – раздался стальной голос Узурпатора – Фантазию не ограничивать.
– Э-м… А тело? Валим? – робко спросил один из ментов.
Тот отрицательно покрутил головой:
– Нужно, чтобы выблюдок разнёс весть.
Оба полицейских понимающе закивали, восхищённые стратегическим талантом своего командира.