Босиком в Рай

Всё началось с её голоса. Тут исследователь жизни подобрался к осознанию того, в чём дело. Весь её голос отразил ту перемену, что произошла в Анфисе. Он более не звучал независимо – он звучал заискивающе. В нём пропала магия очарования и появилось колдовство манипуляции. И из прекрасного, гордого, независимого существа, что несёт свою красоту подобно изысканному украшению, она стала пресмыкающимся потребителем, который предлагает свою красоту в обмен на выгоду.

Лёша закрылся. Ему это было не надо.

В кухню зашёл Эрик. Он преданно положил голову на колени Анфисе, переключив её внимание.

– Ты мой дорогой, ждал маму! Ну иди-иди ко мне, целовашки, да-да. – она притворно ласково засмеялась и потрепала пса по подбородку, подхватила его увесистую тушу на руки, точно любимого ребёнка, и тот принялся любвеобильно вылизывать ей лицо.

Лёшик, сидел, как вкопанный. Он стал рассматривать свои руки, ладони и пальцы, словно удивляясь, что они у него есть. Анфиса «отложила» инструмент для демонстрации любви, ну в смысле Эрика, запоздало бросилась к рагу в духовке, снова вернулась на место и, наконец собравшись, со счастливым выдохом проговорила:

– Лёшенька, спасибо тебе большое!

Анфиса сжала руки у груди, потом не сдержалась от переполнявшей её и радости, благодарности, любви – бросилась к Лёшику и крепко обняв его, прижал к своей мягкой груди, так по-матерински, так по-женски и погладила по волосам. Он не отпрянул, но не ожидал этого. В его мире Богемные дивы не обнимали бомжей. Потом она уселась перед ним на стуле, восхищённая. Проникновенно и чувственно заглянула в самую душу своими красивыми янтарными глазами. Они светились счастьем.

И снова этот укол неприязни. Перед ним сейчас было воплощение женской природы в её самом естественном виде: безмятежная, живая, пахнущая домашним теплом и не прикрытая лоском повседневности – на службе у потребительского желания взять его под свою власть, что делала она автоматически.

Всё-таки Лёшик выдавил:

– Похоже, перемирие удалось…

Та смущенно-мило хихикнула, опустив свои пушистые ресницы. Потом стала говорить. Сбивчиво говорила, видно, от души.

– Лёша, я знаю, я чувствую всем своим сердцем, что Саша изменился. И это чувство наполняет меня и захватывает. Понимаешь ли, я ощущаю, что сама я полна – Чувства! Импульса! Сырой страсти! – она активно жестикулировала – В моём сердце вновь пламя… В нём перемены и во многом я… – она игриво отвела взгляд – Мы. Должны быть благодарны тебе. Лёша, – она вновь заглянула своим фирменным взглядом-поцелуем в душу, который так подкупает мужчин – Я даже не представляю себе, что тебе пришлось проделать с этим, заплывшим жизнью, циником, – улыбнулась – Но он снова тот.

– Тот? – нахмурился Лёшик. Он обычно замыкался и был немногословен, когда хвалят, ибо знал – это подкуп.