Босх в помощь! О гормональных либералах и безродных патриотах

Я на привале в Пльзене
пену сдуваю с пива
И пепел с цигарки стряхиваю
у Бранденбургских ворот.

Правду сказать, пиво рядовому составу пить не полагалось, зато хоть обкурись. В хорошем смысле…

Раз в месяц выдавали 18 пачек сигарет, они назывались «Гуцульские», от них цивилизованные немецкие комары на лету падали замертво. Моя жена Наталья, сняв трубку и услыхав мой голос, обомлела, словно я звонил ей, по меньшей мере, с орбитальной космической станции. Но едва мы, выяснив, что все живы-здоровы, а погода в Москве ненастная, дошли до слов взаимной любви, раздался нервный, словно обиженный, голос телефонистки: «Заканчивайте, отключаю!» Позавидовала, жрица связи…

В армии, по моим наблюдениям, письма строчили даже те, кто на гражданке никогда этого не делал – по лени или от неумения. Такие бойцы и самописку в руки брали с опаской, как чеку от гранаты. Но ничего, вскоре тоже вливались в дружный коллектив «письмописцев». Кто-то затосковал по маме, кто-то полагал, будто бесперебойный поток весточек в совокупности послужит оставленной на два года зазнобе чем-то вроде непроницаемого пояса верности. Совсем уже неумелые шли ко мне на поклон, просили сформулировать их клочковатые нежности и нежно-угрожающие наказы. Я помогал, иногда даже в стихах, и делал это почти даром, разве за полкусочка масла или воскресное вареное яйцо. Кроме того, даже задиристые чеченцы меня не трогали, во всяком случае, не били по голове. Инструмент, как никак!

Кстати, моральное состояние бойцов во многом зависело от того, пришла ли с последней почтой весточка. Если нет – настроение сразу портилось. Был у нас сержант Серков, в общем-то неплохой парень, но если не получал чаемого письма от невесты, на глаза ему лучше не попадаться. И мы специально перехватывали почтальона, чтобы узнать заранее:

есть Серкову или нет. Если есть – отдыхаем, если нет, лучше сразу идти в ангар и драить самоходку… Все завидовали таджику Хуйдайназарову, получавшему с каждой почтой по пять-шесть конвертов. «У меня много жен!» – объяснял он, улыбаясь в усы. Позже выяснилось, в конвертах ему с родных гор слали мелко перетертую анашу. Бедного многоженца куда-то увезли особисты, затем вернули унылого, и жен у него резко поубавилось.

Но настоящее письменное помешательство начиналось за две недели до 8 марта: из Германии в СССР послание шло от 10 до 15 дней, задерживаясь в военной цензуре, отслеживавшей каждую неположенную обмолвку. Болтун – находка для шпиона. Они же там не знали, что через десять лет явится Горбачев, который выболтает все наши секреты за счастье сидеть на стуле рядом с зубастой Тэтчер. Открытки с 8-мартовскими картинками исчезали из гарнизонного киоска мгновенно, но их можно было с переплатой в 10 пфеннигов купить у смышленого рядового Семы Бендика из Одессы. Я недавно случайно увидел его, толстого, вальяжного, лысого, по телевизору. На Украине он теперь богат, знатен и зачем-то спонсирует «Правый сектор», явно евреев недолюбливающий.

Итак, вся батарея, как один, строчила поздравления с Женским днем. «Почтарь», щуплый боец с огромной сумкой, не успевал оттаскивать письма и открытки в конвертах без марки на гарнизонную почту. Почему без марки? А потому что великодушная Советская власть разрешала военнослужащим отправлять письма бесплатно, если в графе «адрес отправителя» значились заветная аббревиатура – в/ч п.п., что означало: «воинская часть – полевая почта», а дальше следовал номер части. В моем случае – 47573.

Наше дивизионное почтовое отделение располагалась напротив крытого бассейна, оставшегося от Берлинских Олимпийских игр 1936 года, куда, кстати, СССР спортсменов не посылал, зато американцы, британцы, канадцы, французы, поляки заселили половину спортивной деревни. Фашизм в Германии тогда, как и «бандеровщина» сейчас на Украине, их нисколько не смущал. Если верить слухам, в том бассейне по ночам тренировались наши подводники-диверсанты, готовые при необходимости, пробравшись по дну Шпрее, вынырнуть в центре Западного Берлина и навести там порядок.

Туда же, на почту, словно по муравьиной тропе, тащили полные сумки «почтари» всех подразделений нашей 20-й мотострелковой дивизии. Мешки с письмами, готовые к отправке, не помещались внутри помещения и в несколько рядов лежали на крыльце. Начальник политотдела выделял дополнительные машины, чтобы тюки пошли дальше по почтовому маршруту, чтобы поздравления далеким матерям, сестрам, невестам, подругам в срок попали в Сибирь, Прибалтику, Среднюю Азию, на Украину, на Кавказ, в Армению, Грузию, на Сахалин, в нашу среднерусскую глубинку… Чтобы милая золотоволосая русская девушка, сидя на скамеечке возле резного палисада, читала, роняя слезы, стихи, которые я сочинил для однополчан, а они разослали во все концы:

В дни предпраздничные эти
Нежность, что в душе коплю,
Я с надеждой шлю в конверте
Той, которую люблю…